Я не знаю много песен, знаю песенку одну.Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.Колыбельку я рукою осторожною качну.Песенку спою младенцу, отходящему ко сну.Тихий ангел встрепенется, улыбнется, погрозится шалуну,И шалун ему ответит: “Ты не бойся, ты не дуйся, я засну”.Ангел сядет к изголовью, улыбаясь шалуну,Сказки тихие расскажет отходящему ко сну.Он про звездочки расскажет, он расскажет про луну,Про цветы в раю высоком, про небесную весну.Промолчит про тех, кто плачет, кто томится в полону,Кто закован, зачарован, кто влюбился в тишину.Кто томится, не ложится, долго смотрит на луну,Тихо сидя у окошка, долго смотрит в вышину, —Тот поникнет, и не крикнет, и не пикнет, и поникнет в глубину,И на речке с легким плеском круг за кругом пробежит волна в волну.Я не знаю много песен, знаю песенку одну,Я спою ее младенцу, отходящему ко сну.Я на ротик роз раскрытых росы тихие стряхну,Глазки-светики-цветочки песней тихою сомкну.(343, т. 9, с. 117–118)
В журнальной публикации фрагментов из НБН О. сделала смешную ошибку – вместо этих строк Сологуба было: “Откуда такая нежность? / И что с нею делать, отрок?”, то есть О. приписала Сологубу строки из стихотворения Цветаевой “Откуда такая нежность…” (1916), обращенного к Мандельштаму (275, с. 112). Эта цитата и влекла за собою вопрос, который в итоговом варианте НБН остался: “Откуда у Сологуба эта, как снежинка тающая, ангельская нежность?”
С. 361
Пронин, жестикулируя так, что белые рукава его рубашки мелькают… – “…Да, они правы. Я давно умер”. – См. с. 737–738. Александр Филиппович Струве (1875–1939?), обозвавший Блока мертвецом, не был имажинистом. Впрочем, О., скорее всего. прочитала о его выходке в источнике, в котором имя Струве не называлось: “Чуковский вспоминает: «Однажды в Москве, в мае 1921 года – мы сидели с Блоком за кулисами Дома Печати и слушали, как на подмостках какой-то «вития» весело доказывал толпе, что Блок, как поэт, уже умер: «Я вас спрашиваю, товарищи, где здесь динамика? Эти стихи – мертвечина и написал их мертвец». Блок наклонился ко мне и сказал: «Это – правда». И хотя я не видел его, я всею спиною почувствовал, что он улыбается. «Он говорит правду: я умер»” (246, с. 439).
С. 362
Его маленькие ледяные глаза останавливаются на мне. – Сравните с портретом Сологуба в воспоминаниях Г. Иванова: “Лысый, огромный череп, маленькие, ледяные сверлящие глазки” (157, т. 3, с. 138)
С. 362
Он осматривает меня с головы до ног своим строгим “инспекторским” взглядом. – В 1899 г. Сологуб был назначен учителем-инспектором петербургского Андреевского городского училища. Уволен в отставку он был в 1907 г.
С. 363
– Напрасно. Лучше бы учились чему-нибудь путному. – Сравните в мемуарах Г. Иванова:“Вот что, кстати, сказал знаменитый поэт начинающему при этой первой встрече:
– Я не читал ваших стихов. Но, какие бы они ни были, – лучше бросьте. Ни ваши, ни мои, ничьи на свете – они никому не нужны. Писание стихов глупое баловство и потеря времени…” (157, т. 3, с. 139).
С. 363
…радоваться, что вы так молоды. – Сравните с первыми строками студенческого гимна “Gaudeamus igitur”: “Gaudeamus igitur, / Juvenes dum sumus!” (“Итак, будем радоваться, / Пока мы молоды!”) (139, с. 540).
С. 363
– Пожалуйте, барин! Прокачу на резвой! – Традиционный призыв извозчиков, зафиксированный во множестве мемуаров и художественных произведений. Приведем здесь пример не из самого известного произведения: “Ваше степенство, господин хороший, пожалуйте – прокачу на резвой лошадке!” (258, с. 217).