Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Во время пребыванія своего въ Парижѣ Альфіери затѣялъ печатаніе своихъ произведеній въ лучшей тогда типографіи Дидо. Обработка, исправленіе рукописей, завѣдываніе корректурами и всѣми деталями печатанія наполняли его время и отвлекали мысль отъ современности. Творить при тяжелыхъ обстоятельствахъ, какія тогда переживались Франціей, ему не было возможности: слишкомъ жестоко смѣялась жизнь надъ иллюзіями и головными идеалами. И врагъ всякой тираніи,—какъ правительственной, такъ и народной,—Альфіери отвертывался отъ живой дѣйствительности и уходилъ Еесь въ книги и въ свое прошлое. Возвышенная мечта объ античной свободѣ и доблести была жизнью поругана. Въ этомъ винилъ поэтъ не самую мечтз^т, не ея призрачность, а тѣхъ болтзчювъ-франиузовъ, которые ничего не могли провести въ жизнь какъ слѣдуетъ. Когда книги его были напечатаны, а та слава, которую онъ поставилъ цѣлью всей жизни и всѣхъ своихъ з'силій и трз'довъ, была этимъ печатаніемъ обезпечена, онъ оглянз’лся на себя. Не видя передъ собою никакого дѣла, движимый горестными предчувствіями, въ 179^{0 Г0}ДУ о^н_ь сталъ писать свою автобіографію. Черезъ 13 лѣтъ онъ вернулся къ ней и закончилъ ее незадолго до смерти, въ 1803 г., отчетомъ о

послѣднихъ годахъ своего зрѣлаго возраста и своей старости.

Эти послѣдніе годы онъ доживалъ во Флоренціи вмѣстѣ со своей „Госпожей". Чета ихъ привлекала въ домъ и лучшее итальянское общество и знатныхъ путешествен-никовъ-иностранцевъ; онъ —своею славою трагическаго поэта, создавшаго новую эру въ итальянской литературѣ, она—обаятельностью свѣтской, уиной, опытной хозяйки его салона. Жизнь извнѣ блестящая, извнутри была тз'скла и бѣдна содержаніемъ. Связь поэта съ его музой съ годами приняла видъ законнаго брака съ бездѣтнымъ очагомъ, въ которомъ для старѣющихъ супруговъ не было настоящаго тепла и свѣта. Онъ педантично распредѣлилъ всю жизнь свою,—во сколько лѣтъ онъ сколько напишетъ, прочтетъ, переведетъ, комментируетъ; также педантична расписанъ былъ и день его. Она изучала философію, интересовалась живописью, поддерживала множество лите-ратзфныхъ и свѣтскихъ знакомствъ, и перепискою и живымъ общеніемъ. Альфіери теперь какъ бы закостенѣлъ въ своихъ классикахъ. Молодость, кипѣвшая негодованіемъ, сила горячихъ 43'вствъ и убѣжденій, послужившая импз’ль-сомъ къ созданію трагедіи, возвышенная любовь къ дамѣ сердца,— невинной жертвѣ мужа-тирана,— все ушло въ прошлое, обезцвѣтилось, принизилось, измельчало. Ни онъ, ни она не страдали отъ ложнаго положенія, въ которое ихъ ставила жизнь. Тѣмъ не менѣе, Альфіери,—всегда къ себѣ правдивый,—говоря о поѣздкѣ съ своей „Госпо-жей* въ Англію въ 1790 г., з’таилъ въ автобіографіи главную причину этой поѣздки; впрочемъ, онъ и всегда очень легко и осторожно касался всѣхъ обстоятельствъ жизни графини. Онъ говоритъ въ „Жизничто ей хотѣлось видѣть страну, которая пользовалась настоящею политической свободой. Въ дѣйствительности ей хотѣлось попытать счастья и поправить финансы, разстроенные паденіемъ франц}^?зскихъ блоіагъ. Откинувъ тѣ династическія притязанія, отъ которыхъ она не отказывалась ни при жизни мзока, ни послѣ его смерти, она являлась къ англій-

скому двору, не какъ вдова претендента на престолъ, а какъ великобританская подданная, хлопотать о какой-ни-б}-дь милостивой подачкѣ. Она ничего не добилась, хотя и удостоилась быть принятой королемъ.