Читаем Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим полностью

Единственнымъ произведеніемъ этой послѣдней поры Альфіери, въ которомъ вылилось его еіце горячее, живое чувство, былъ Мізодаііо, сборникъ разныхъ статей, эпиграммъ, сатиръ, памфлетовъ и т. п., посвященный порицанію и осмѣянію французовъ и весь проникнутый страстною къ нимъ ненавистью. Книга злая и несправедливая. Ненависть эта имѣетъ нѣкоторое оправданіе: она является и выраженіемъ отвращенія Альфіери къ милитаризму, (владѣвшему революціонной Франціей и подготовившему Еоилпартовское нашествіе на Европу, и выраженіемъ, хотя *"ы въ отрицательной формѣ, патріотическихъ 43’вствъ, которыя должны были пробудить въ Италіи ея національное самосознаніе. Дрз'гія драматическія и лирическія 3‘пражненія Альфіери не увеличиваютъ его поэтической славы: тщательно обработанныя по формѣ, эти подражанія классическимъ образцамъ не обладаютъ ни настоящей непосредственной силой поэзіи, ни прочз'вствованнымъ содержаніемъ. Окѣ свидѣтельствуютъ только о томъ, какъ однообразна и безотрадно скз'чна была внз'тренняя жизнь когда-то пылкаго поэта, вся зашедшая теперь въ черствое педантство. Тотъ орденъ, который онъ сочинилъ за литературныя заслз’ги и которымъ онъ, врагъ службы и слз'жебныхъ почестей и отличій, украсилъ самого себя, какъ онъ о томъ иовѣствзютъ въ автобіографіи, говоритъ о томъ же самомъ. Отъ скз'ки онъ сочинилъ и латинскзчо эпитафію, которая должна была з'крашать гробницы и его и .,Госпожи“ его. Но графиня Альбани надолго пережила его. Онъ з’меръ на ея рз'кахъ и она во время болѣзни ухаживала за нимъ какъ вѣрная жена. Но насчетъ этой вѣрности въ обществѣ ходили разные слз'хи: и близкій ихъ домзг францз'зскій живописецъ Фабръ, оставившій въ галлереѣ Уффиццн два прекрасныхъ портрета этой четы, считался соперникомъ Альфіери; да и самъ поэтъ

измѣнялъ своей дамѣ самымъ буржуазно пошлымъ образомъ. Свободный союзъ сердецъ, такъ поэтически заключенный, завершился плоскимъ адюльтеромъ, какъ самый прозаическій бракъ. Альфіери, не находя себѣ живого дѣла и не нося въ себѣ живого чувства къ окрз'жающей жизни, не вносилъ ни тепла, ни поэзіи въ сзчцествованіе старѣющей женщины, лишенной и тѣхъ непосредственно живыхъ впечатлѣній, которыя даетъ семейномзг очаі'З’ подрастающее потомство. А этой потребности ея сумѣлъ удовлетворить молодой хзщожникъ, дрзтъ ея поэта... Самъ же поэтъ зачерствѣлъ раньше времени, въ 40 лѣтъ! По-чему? Отчасти по винѣ окрз’жавшей его жизни: Франціи онъ не могъ любить, Италія сама была мертва; она только привѣтствовала его поэзію, какъ трзгбный звзткъ, призывавшій ее къ воскресенію, но дать пищу дѣятельномзг его общенію съ родиной она не могла. Больше же всего въ краткости его настоящей живой жизни виновата сама индивндз’альность его, которзчо раскрываетъ намъ его автобіографія.

„Жизнь Витторіо Альфіери изъ Асти, написанная нмъ самимъ" представляетъ собою не только лзшшій источникъ для біографіи поэта, но имѣетъ самостоятельнз’ю художественнз'ю цѣнность, давно понятую европейскою критикою. Альфіери воспользовался своимъ,—и прирожденнымъ и выработаннымъ,—самонаблюденіемъ, прямотою и ясностью ума и правдивостью характера, чтобы прослѣдить свое развитіе съ ранняго возраста и вылѣпить яркзтю стильнзчо фшурзт 18 вѣка. Въ соотвѣтствіи съ тѣмъ міропониманіемъ, по которому онъ самъ создавалъ и строилъ свою жизнь, онъ придалъ этой фигз’рѣ строгость, цѣльность, вѣрность себѣ до мелочей; онъ, какъ гудожникъ, выдержалъ стиль фиіуры во всѣхъ подробностяхъ. Отъ этого въ книгѣ получилась та правдивость въ цѣломъ и сз^щественномъ, которой не вредятъ ни неточности въ фактическихъ деталяхъ,—эти невольныя погрѣшности памяти, если таковыя у автора есть, ни затаиваніе или произвольное освѣщеніе событій, что такъ естественно

при ретроспективныхъ взглядахъ на жизнь. Въ этомъ произвольномъ освѣщеніи событій итальянская критика пыталась было недавно изобличить Альфіери, но не совсѣмъ успѣшно: правдивость его была возстановлена. Впрочемъ, если бы „Жизнь”, какъ докз'ментъ біографическій, въ какихъ-нибз’дь частяхъ своихъ и не заслуживала полнаго довѣрія, то это не з^маляетъ хзщожественнаго ея значенія. Въ ней сквозь призму времени, подъ чувствами давно минувшаго вѣка, глядитъ на насъ живая душа человѣка, страдавшаго въ поискахъ живого дѣла, поднятая этимъ дѣломъ на высоту, доступнзчо немногимъ избранникамъ, и скоро истощившая въ высокомъ подвигѣ всѣ свои силы. Почему же онѣ такъ скоро истощились? Почемз^ такъ кратковременно было истинное творчество поэта?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное