Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим

Натура эта была, прежде всего, больная и, въ силз^т болѣзненности, незфавновѣшенная. Только благодаря^ ясному З'му и пламенной страсти з^мѣлъ Альфіери устранить въ себѣ препятствія къ высшимъ достиженіямъ. Физическзчо природу его надо причислить къ дегенеративнымъ. Какъ сынъ очень поздняго брака своего отца, онъ является на свѣтъ съ организмомъ старчески надорваннымъ, Фз’нк-ціонирующимъ съ какими-то задержками и перерывами. Онъ приводитъ нѣкоторые факты изъ своего дѣтства, свидѣтельствзчоіціе о раннихъ проблескахъ честолюбія въ самолюбивомъ и упрямомъ ребенкѣ; но все это могло бы проявляться, а потомъ и запомниться ярче и рѣзче, если бы въ немъ было больше той игры непосредственныхъ стихійныхъ силъ, которая сказывается шалостями, причудами и забавами этого возраста. Повиди-мому, душевныя силы ребенка долго находились въ такомъ же оцѣпѣненіи, какое настало для него и въ преждевременной старости его, въ 40 лѣтъ. Тѣмъ сильнѣе запомнились и разсказаны имъ проявленія общей болѣзненности, вродѣ меланхоліи, ипохондріи, диспепсіи и т. п., которыя зависѣли отъ дефектовъ нервной организаціи его и не были въ тѣ времена поняты ни окружающими, ни врачами. Тотъ же застой умственныхъ и сердечныхъ способностей наблюдается и въ школьномъ его возрастѣ. Онъ отрицательно относится къ образованію, которое давалось емз^г въ Туринской Академіи, этомъ придворно-пажескомъ заведеніи, кзща аристократическія семьи изъ всей Европы посылали своихъ сыновей; онъ намѣренно, быть можетъ, подбираетъ факты и краски, подтверждающіе отрицательный взглядъ на школу. Но, вѣдь, и въ томъ сухомъ риторическомъ матеріалѣ, который онъ тамъ одолѣвалъ изъ-за отличій и наградъ, давалась все-таки нѣкоторая пища любознательности, давалась и возможность дисциплины и гимнастики для ума; а любознательность и гимнастика могутъ быть очень привлекательны свѣжемз' здоровому мозгу даровитаго школьника; но все привлекательное школьнаго з'ченія обходится молчаніемъ у Аль-фіери: очевидно, оно не оставило слѣда въ его дошѣ, потомз^г что не возбз^тждало здоровой дѣятельности мозга.

ДрЗ’жескихъ связей,—этой потребности юнаго сердца,— которыми такъ впослѣдствіи дорожилъ Альфіери, онъ тоже не вынесъ изъ школьнаго возраста. Товарищей, пріятелей онъ надолго сохранилъ и позднѣе много общался съ ними въ Тз^гринѣ; но не слз^тчайно вышло такъ, что никто изъ нихъ не сталъ ему особенно дорогъ и близокъ; и не въ нихъ была тому причина. Въ налурѣ самого Альфіери, который не былъ, по внѣшнимъ условіямъ жизни, ни заброшеннымъ, ни обиженнымъ, ни угнетае-мымъ, не было той общительности, которая является потребностью столько же З’ма, сколько и сердца: онъ былъ застѣнчивый, з’грюмый, замкнутый въ себѣ юноша. Потребности чз’вства были подавлены его болѣзненнымъ самолюбіемъ, его непомѣрной гордостью и тѣмъ высокомѣріемъ, которое способно было з' болѣе живыхъ и Зфавновѣшенныхъ товарищей оттолкнз'ть проявленія всякой дружбы и симпатіи къ нему. Не встрѣчая въ нихъ участія къ себѣ, онъ и имъ платитъ холодностью и равнодушіемъ. Въ сердцѣ у него тоже оцѣпенѣніе, что и въ мозгз^г. Отсюда его одиночество, его безъисходная тоска въ странствіяхъ по Европѣ, его скзжа свѣтскаго щеголя и бѣшеная игра 43'вственной страсти.