Читаем Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим полностью

Отъ состоянія болѣзненно-оцѣпенѣлаго, преждевременно дряхлаго, отъ мелочного тщеславія, отъ з'зкаго самолюбія—къ мужественно-сильному и здоровомзт, къ высокому подъему дѣятельности во всей полнотѣ отпущенныхъ ему природой силъ и дарованій—таковъ былъ путь, начертанный для Альфіери его умомъ, страстною натзфой и дз'хомъ наступавшаго для Италіи новаго вѣка. Когда путь этотъ былъ имъ пройденъ, когда цѣль жизни была достигнута,— трагедіи напечатаны и слава упрочена,—идти дальше оказалось некуда. За какіе-нибудь 14 лѣтъ живой и полной жизни всѣ чувства, дававшія ей смыслъ и содержаніе, были исчерпаны, потому что всѣ они вращались около одного главнаго центра — собственнаго я. Изжита была и любѳвь къ свободѣ, и ненависть къ тираніи, и симпатіи къ притѣсняемымъ: опытъ французской революціи показалъ, какъ легко притѣсняемые обращаются сами въ притѣснителей. Напряженная борьба, преодолѣніе больныхъ сторонъ своего я, самовоспитаніе было закончено- и жить оказалось нечѣмъ. Оставалась, правда, привязанность къ „Госпожѣ"; оставались классики латинскіе и греческіе; по мы видѣли: это было только подобіе любви, только подобіе поэзіи. Создавъ самъ свою жизнь, онъ почувствовалъ естественное желаніе это свое созданіеувидѣтьпередъ собою въ ясномъ законченномъ образѣ литературнаго произведенія. И онъ написалъ свою автобіографію. Въ трагедіи онъ излилъ всѣ высокіе, благородные порывы души; въ „Жизни" онъ высказался весь. Въ трагедіи онъ--крупный поэтъ і8 вѣка; въ „Жизни" онъ—только человѣкъ, но человѣкъ крупный, натура широкаго размаха со всѣми сильными ея сторонами, и съ больными, темными и убогими. Шаткій, склонный ко всякимъ крайностямъ, зависимый отъ своихъ болѣзненныхъ аффектовъ меланхоликъ,—онъ создаетъ изъ себя сильнаго духомъ трагическаго поэта. Творецъ своей жизни является творцомъ и новыхъ цѣнностей, новыхъ настроеній въ родной литера-тз'рѣ. Какъ ни узокъ, блѣденъ и безкровенъ кажется намъ теперь идеалъ, положенный въ основу его жизни, онъ имѣлъ, однако, огромное значеніе для развитія его родины. Роль трибуна-обличителя и роль пѣвца своей мадонны—теперь отзываются для насъ чѣмъ-то головнымъ и выдуманнымъ, кажутся позой и аффектаціей. Не таковы онѣ были въ свое время: у Альфіери онѣ были естественнымъ продуктомъ мысли и чувства; поэтъ воодушевлялся ими съ полной искренностью. Иначе трагедіи его не могли бы оказывать на публику того дѣйствія, какое производили. Альфіери по праву гордился тѣмъ, что изъ Италіи Мета-стазіо онъ сдѣлалъ Италію Альфіери; т. е. въ Италіи, раболѣпствовавшей передъ Австріей, задавленной и ничтожными герцогами своими, и папами, и Бурбонами, его ирямолинейно-сзгровая и страстная душа нашла сильное слово и для новыхъ идей, и для новыхъ гражданскихъ чз'вствъ, создавшихъ новую Италію. Рано зачерствѣла душа поэта,—но дѣ.ло ея было сдѣлано, подвигъ былъ совершенъ.

Въ этомъ интересъ и значеніе „Жизни, написанной имъ самимъ“. Ііз’сть идеалы его устарѣли, пзтсть новымъ поколѣніямъ они кажзгтся шаблонными и мертвыми, пзють стильная фигура автора развѣнчивается (какъ пыталась это сдѣлать современная итальянская критика) изъ суроваго идеалиста въ тщеславнаго хвастзчіа,—пз’ть, имъ пройденный и описанный, никогда не з’тратитъ своего значенія. Это—пз'ть всѣхъ творцовъ новой жизни, творцовъ лзтчшаго будзчцаго.

Гордость высшихъ стремленій, преодолѣвающая низменность соблазновъ, этотъ аристократизмъ дзтха, совмѣщается з^ Альфіери съ аристократизмомъ старой расы, носительницы богатаго, кзгльтзфнаго прошлаго; совмѣщается и со всѣмъ новымъ, что вноситъ въ жизнь его эпоха. Отжила эта эпоха: все навѣянное древнимъ міромъ замѣнилось зг слѣдующихъ поколѣній подъемомъ патріотизма; а эта національная идея, въ свою очередь, смѣнилась соціальными идеалами. Но та индивидз’альность, которая вноситъ идею въ жизнь,—въ свою и въ общест-венную,—остается на вѣки. Ея зшорство и настойчивость въ достиженіи своихъ предначертаній вознаграждаются и признаніемъ современниковъ и памятью потомства. Ея голосъ звз'читъ на разстояніи десятилѣтій ободряющимъ призывомъ къ дѣятельности и нез^мирающимъ завѣтомъ: жить не силою личныхъ инстинктовъ, какъ бы соблазнительны ни были оправдывающія ихъ теоріи, строить жизнь не по прихоти индивидзшльныхъ влеченій, а по тѣмъ началамъ совѣсти и разума, которыя выработаны коллективною мыслью всего человѣчества!

Такимъ завѣтомъ звзтчнтъ и „Жизнь графа Витторіо Альфіери, написанная имъ самимъ“.

А. Андреева.


ПРЕДИСЛОВІЕ АВТОРА.

Ріегідие зиат ѵііагп паггаге (ідисіагп роііиз шогиш циат аггодапііат агЬНгаІі зипК

Тасііиз „Ѵііа Адгісоіае'.

Страстная суббота, у-го апргьлл 1790 года. Париоюъ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное