Жизнь волшебника

– Но я ведь так старалась, – не видя никакого сочувствия Романа, с обидой жалуется она сразу,

как только хозяйка скрывается в ванной, чтобы прополоскать тряпку.

– Учись, – холодно бросает тот, раздражённый, к тому же, её неуместной обидой.

– А что, твоя жена лучше моет пол? – даже не нервно, а зло спрашивает Смугляна.

В своём внезапном ослеплении Нина не обращает внимания на Иосифовну, которая уже

наблюдает за ссорой. Конечно, старуха и без того знает их ситуацию, но зачем же так откровенно

обнажаться перед ней? И от этой нелепой ситуации, от её глупейшего вопроса Роман вдруг

чувствует Смугляну совсем чужой, отлетевшей от него куда-то за тысячу душевных километров.

– Должен сказать, – как можно спокойней выговаривает он, – что Ирэн – хозяйка замечательная.

– А что, мытьё полов – это в жизни самое главное? Мог бы и помочь. В нашей семье папа

всегда маме помогал.

Всё это настолько глупо, что можно было бы и промолчать в ответ, но Роман уже не может

остановиться.

– Я помогаю умелым, а неумеха пусть сначала научится.

– Ну, если эта твоя Ирэночка такая хорошая, такая Марья-искусница, так чего же ты к ней не

вернёшься?

И тут Роман смокает. Садится, махнув рукой. С насмешкой смотрит на Смугляну. Вот сейчас в

ней нет и капли привлекательности. Злость делает её отталкивающей. «И она ещё хочет, чтобы я

её любил, – грустно усмехается Роман, постепенно делаясь спокойным и равнодушным. – Почему

у меня к ней не возникает ничего? Ведь я же, как будто, научился любить. Я думал, что теперь это

станет проще, что душа уже пробита чувством и научена. Но почему-то её умение любить осталось

с Голубикой. Оно не отрывается от жены…»

На другой день Нина долго не возвращается из института. В девять часов вечера Роман

понимает, что институт тут уже ни при чём. Она придёт откуда-то из другого места. Как бы он к ней

ни относился, его волнение всё больше возрастает. Вопросы вскипают один за другим.

Нина появляется в двенадцатом часу с большим растопыренным букетом роз. Роман

специально ни о чём не спрашивает. Ясно же, что Смугляна сама должна заговорить и всё

объяснить.

– Ужинать будешь? – предельно спокойно, как будто нет никаких роз, спрашивает он.

Нина молчит даже на это. Весь её ответ – отрицательное потустороннее покачивание головой.

Она молча ставит цветы в вазу Иосифовны и, усевшись к столу на кухне, печально всматривается

в них, как в перспективу рая. К ожиданию объяснения подключается и хозяйка, скрадывающая в

комнате малейшие звуки и шевеления. Демонстрируя Смугляне нелепость её поведения, Роман

садится рядом с ней и с такой же печалью, не мигая, смотрит на цветы, по мимо воли улавливая их

тонкий аромат, мешающий его раздражению. Посидев минут десять, Нина, не замечая Романа,

уходит в комнату и спрашивает хозяйку о каких-то пустяках. Роман нервно расхаживает в клетке

кухни двумя шагами туда-сюда. Грустная, словно потерянная, Смугляна появляется снова.

– Откуда это? – спрашивает, наконец, Роман, потому что никакой надежды на её добровольную

сдачу уже нет.

– А, это? – произносит она, словно удивляясь, что букет видят и другие. – Это Володя мне

преподнёс…

Очевидно, её Володю знают все на свете, а кто не знает, тот сам дурак.

– А кто такой Володя? – всё-таки уточняет Роман.

– Просто был такой друг, – с каким-то серебряным налётом романтики и ностальгии, словно

понятным только ей одной да кому-то ещё одному дорогому и далёкому, отвечает она. – Я тебе о

нём не рассказывала, потому что ничего особенного у нас не успело случиться. Просто мы учились

вместе на курсе, а его забрали в армию. Мы потом посылали друг другу письма. Я перестала ему

писать, как только познакомилась с тобой.

– Ты обещала его ждать?

– Да, был у нас с ним какой-то необязательный разговор…

– Значит, я вам помешал?

– Ну, в чём-то да…

– Что же ты мне сразу об этом не рассказала? Я тоже служил и знаю, как это тяжело, когда тебя

126

обманывают. Я бы посторонился.

– Мне тоже было сегодня неловко перед ним. Он просто замечательный парень. Чистый такой…

Вырвался в отпуск и нашёл меня. Кажется, этот его отпуск из-за меня. Не постеснялся прямо в

институт прийти с букетом. Глупенький, все свои деньги потратил на эти чудесные,

замечательнейшие розы. Мне пришлось отдать ему свой талончик на троллейбус, который он,

кстати, обещал сохранить на память. Мы просто бродили с ним по городу и общались. Конечно, я

объяснила ему, что я уже, увы, замужем…

– Боже мой! – восклицает Роман. – Это так трогательно! Я сейчас очень громко зарыдаю… Как

вы подходите друг другу… Ну прям два сапога пара.

Но её солдатика и в самом деле почему-то жаль. А Смугляна теперь понятней. Когда-то,

прощаясь с Наташкой Хлебаловой, прозванной Бабочкой, Роман успокоил себя выводом, что

женщина, пришедшая от другого, когда-нибудь уйдёт и от тебя… Что же, неужели, так будет и

здесь?

Объяснение закончено. Роман, рассерженный на весь неправильно устроенный белый свет,

прячется за занавеской на своей кровати. Через минуту приходит Смугляна, уже очнувшаяся, уже

по-настоящему сошедшая в это реальное для неё измерение и оттого слегка тут виноватая.