– Я рад этому, – говорит Роман. – Не думаю, что во мне было слишком много тёмного…
– А я думаю, что тёмного было прилично, – говорит Тень. – Ведь тобой всю жизнь руководила
страсть к разрушению. Ах, как радовал ты меня в своём детстве, когда вытаптывал снег в огороде!
Вроде, как детская забава, а мне хорошо. Впрочем, можешь считать, что дерзких и резких
поступков ты сделал не много, однако именно они стоят на изломах твоей Судьбы. Ты предал свою
настоящую, истинную любовь, ты предал единственного друга, так и не найдя потом способа
покаяться перед ним, ты постоянно пытался поступать против того, что было принято и считалось
хорошим или хотя бы нормальным. Однако, эти-то поступки и не позволяли твоей жизни стать
болотом, именно они-то и делали её мучительной, содержательной, захватывающей. Так что тебе
следовало бы меня уважать. Люди с нехваткой тени ничего в своей жизни не совершают. У них нет
характера и нет Судьбы, которая на самом-то деле строится не только с помощью Ангела, но и с
помощью Тени. У тебя было достаточно способностей и талантов, которые ты не смог как следует
реализовать. Так вот таланты и способности тоже от меня, потому что имеют разрушительную
основу.
– Созидательную, – поправляет Ангел.
– Ну, в общем, это наше постоянное разногласие, – говорит Тень, обращаясь к Роману. – Мой
оппонент никак не возьмёт в толк, что созидание и творчество возможно лишь через разрушение…
– И всё же, мне не хочется думать, что я был тёмным, – стоит Роман на своём, – ведь моё
настоящее имя – Справедливый.
– Конечно – Справедливый. Демон и не может быть несправедливым. Именно он мыслит и
поступает прямо, непосредственно, естественно и, отчасти цинично. Да ты вспомни хотя бы свою
«Мерцаловскую мораль»…
– Ну, всё, – поспешно перебивая Тень и словно опять же защищая его, говорит Роману Ангел, –
тебе пора возвращаться в жизнь. Собери все свои силы, они пригодятся.
535
* * *
Ну, а в жизни что? Глухое, плотное забытьё, сны да редкие скупые прорывы в сознание,
которые тоже вроде снов, потому что в них нет ощущений. Раньше и в голову не приходило, что
самая большая ценность жизни – это ощущения. Без них, оказывается, и жизни нет. Без ощущений
просто не понять: живёшь ты или нет, человек ты или некий дух. Пока ты здоров, ощущения
сыплются, как из рога изобилия – кто их считает, кто ценит? Теперь же их приходится ждать,
ловить, и, коллекционируя, раскладывать по подписанным полочкам, фиксируя их силу,
продолжительность, отчётливость. Хотя пока что – это в основном лишь какие-то дальние шорохи.
Конечно же, мир не состоит из одних мыслей, где-то в нём есть ещё и собственное тело,
реальность которого теперь лишь предполагается, потому что мозг не слышит его. Надо как-то
прорваться в него, в эту большую, комфортную галактику. Но мысль для этого прорыва
бесполезна. Нужны ощущения. Лишь ощущениями можно очеркнуть границы тела, если, конечно,
хоть какое-то тело всё-таки осталось.
А если прорисовать себя мысленно? Вот так лежат руки, вот так ноги, вот так повёрнута голова.
И неважно так ли это на самом деле. Как представится, пусть так и будет. Не понравится –
перерисую. «А может быть, вообще теперь мои руки и ноги подчиняются
Если, опять же руки и ноги есть в принципе».
А сны? Раньше некоторые сны казались привлекательней реальности, но постоянная
иллюзорность невыносима. Трудно полноценно жить тем, чего нет. И обмануть себя тем, что
иллюзия заменяет реальность, не выходит.
Как вообще распределяется сейчас его время? Какую часть его занимает забытьё, какую – сон и
какую – ясное сознание? Сколько времени он вообще пребывает в этом состоянии? А сколько
минут, часов, суток или, может быть, лет(!) до этого он вовсе не видел снов и не имел сознания?
Сколько времени прошло в состоянии потустороннего «я»? Кто он сейчас? Что представляет из
себя?
Что ж, если у него нет ощущений, значит, надо пытаться как-то их восстановить. Ведь они
неплохо помнятся. Вот когда в детстве он, вылезая из холодной протоки Онона, видел гусиную
кожу на руках, то чувствовал озноб. Так почему бы этот озноб не восстановить? Когда-то кожа
поставляла сигналы в мозг, создавая ощущения, а теперь, вспоминая, нужно всё делать наоборот,
причём делать это постоянно, каждое мгновение, пока ты в сознании, пока не теряешься в снах и
забытьи. Сейчас это –главная работа Романа. Ему ничего не остаётся, как развивать в себе
чувствительность ко всему внешнему миру. Весь реальный мир следует воссоздавать заново,
размещая его в пространстве своей необъятной тьмы.
Полная тьма похожа на бездну космоса, только без звёзд. Надо восстановить и небо. Надо
вспомнить звёзды настоящего небосвода и вывесить их на свой небосвод. Однажды в Выберино он
уже перестраивал небо на свой лад, создавая на нём свои созвездия Золотого Велосипеда,
созвездиями Мити-Насти, Демидовны, созвездие Очага и другие. Только теперь уж не до шуток и
романтики – потерянный мир следует воссоздавать таким, каким он был и, вероятно, продолжает
быть. А сколько раз любовался он небом, возвращаясь на подстанцию от Тони! Надо только его