Жизнь волшебника

взглядом Ивана Степановича.

– Приехать к тебе одной было бы нечестно перед Андреем. А вот сейчас он приехать не смог –

в командировке.

– Ох уж эти командировки, – смеётся Роман. – Не обманывай меня, не выйдет. Ты ведь немного

поссорилась с ним. В этот раз он тебя уже не понял. Он сказал: «Ну, был у тебя когда-то муж, да и

был. Его что, без тебя не похоронят?». И он, пожалуй, был прав.

551

Голубика смотрит на него расширенными синими глазами. А он успевает любоваться ими: и эта

потрясающая женщина когда-то принадлежала ему! Теперь же Ирэн, находясь в полном своём

расцвете, просто совершенство. А волосы её всё такие же пепельные, какие были и в детстве –

теперь его Голубика не красится. Бог ты мой, и эта худенькая фарфоровая девочка бегала когда-то

босиком по чистому песку протоки на Ононе, где шелестят серебряные тальники! Чёрт возьми, и

это была такая жизнь! Такая жизнь! А ведь она и была-то совсем недавно… Через что он прошёл!

Сколько было испытаний, мучений, женщин, упадков и подъёмов, а этот синий взгляд пронизывая

всё так и остаётся с ним.

– Именно так он и сказал, – обескураженно подтверждает Ирэн. – Слово в слово. К тому, что от

тебя ничего не скроешь, надо ещё привыкнуть. Конечно, он немножко ревнует, но, кажется, всё

понимает. Так что, ничего страшного. Помиримся. Живём-то мы неплохо.

– Я знаю. Но мне не хочется, чтобы у тебя были неприятности из-за меня.

– Ничего, всё утрясётся. Детей он не обижает. У нас ведь с ним и общий ребёнок есть. Видишь,

какая я нехорошая: трое детей, и все – от разных мужиков… Одно меня оправдывает, что других

мужчин, кроме мужей, у меня не было.

– Ты, Ирэн, святая. Это мужики не те.

– А хочешь, я к тебе вернусь? Я ведь чувствую какой-то долг перед тобой…

– Что ты говоришь?! Какой долг?! А муж?

– То, что было у нас с тобой – выше. Возможно, другая женщина стала бы высчитывать и

выгадывать, а я не умею. Главное для меня и есть самое главное. А в жизни главным может быть

лишь что-то одно – его и нужно держаться. На самом деле я всю жизнь любила и люблю только

тебя, хотя и живу с другим мужчиной. Ну, как бы это объяснить? Ну, скажем так: разве можно

сравнить мужа и Бога?

– Бога?! Эх, куда тебя занесло!

– А что? Женщине всегда нужна опора. Почему люди верят в Бога? Потому что каждому из них

нужна опора. Люди его никогда не видят, но им хочется верить, что он есть. Ты же для меня был

всегда, хотя, конечно, на самом деле, ты и не Бог. Муж есть муж, а внутренняя опора для меня –

ты.

– Зачем я тебе? Тем более, такой?

– Что значит «такой»? – спрашивает она в запале и лишь потом, будто уткнувшись в эту догадку,

на мгновенье замолкает. – А знаешь, – продолжает она, глядя словно внутрь себя, – ведь вот

такой-то покалеченный, ты мне даже нужнее, если можно так сказать. Нужнее для меня самой,

для моей потребности быть необходимой, для сострадания, ну, если хочешь, то для радости моей

души…

– Ты совсем запуталась, – останавливает её Роман, – то я для тебя внутренняя опора, то

объект сострадания. Как это совместить?

– Это вполне возможно, – говорит Ирэн, – потому что я женщина. А то, что я чувствую – это,

наверное любовь…

– Нет, это невозможно, – почти с болью произносит Роман. – Мне уже не нужна такая сильная

привязанность к этому миру, как любовь. Мне никому не хочется причинять боль…

– Перестань! – вскочив, кричит Голубика. – Я не пойму: сильный ты или слабый?! Ведь так

обрекать себя, говорить такое – это слабость!

– С точки зрения мира, в котором мы находимся сейчас, думать так, конечно, слабость. Но я не

весь принадлежу этому миру.

– Как это – «не весь»? Ты о чём?

– Хорошо, объясню иначе, с другой стороны. Я просто не имею права принимать твою помощь.

Я слишком обидел тебя. И я помню это. Уходя когда-то, я знал, что грешу. Я грешил сознательно,

заранее согласившись честно принять любое наказание, без права и надежды на помощь. Но ведь

это ещё не все мои грехи. Так что, всё, что я получил – вполне заслуженно.

– О чём ты говоришь?! – восклицает Ирэн. – Да тем, что тебе досталось, уже всё искуплено!

– Напротив. Самый великий мой грех – это само возвращение сюда. Выкарабкиваясь оттуда, я

опёрся на тёмное. Так приходят лишь дьяволы. А жизнь их не терпит. И моё наказание неминуемо.

Жизнь, проклятая мной, не простит меня. Будто снизойдя до меня, она позволила мне снова

вернуться сюда, но это временно. Она знает мои грехи. Знает, что, собираясь на войну, я

уничтожил фотографии и письма родных мне людей. Это было похоже на обряд самоуничтожения.

Помню, как я сидел у печки и пошевеливал кочергой свою сгорающую жизнь, пепел себя самого.

Конечно же, это было колдовство. Я сам себя приговорил, увеличив свой душевный кариес, как

называл это состояние мой чёрный воинственный жрец прапорщик Махонин.

– А я думаю, что жизнь тебя простит, – едва-едва понимая его, говорит Ирэн. – Выбравшись из

такой ямищи, второй раз ты уж туда, конечно, не упадёшь.

– Но почему? Смерть и впрямь не страшна. Я пока ещё вроде как немного оттуда. У меня и

сейчас перед глазами смутные фантомы из того, как принято говорить, загробного мира. Нет, они