Жизнь волшебника

люди, ждущие его, любят друг друга. Тогда и ребёнок чистый. Встреченный любовью и лаской, он

входит в мир, как во время зенита, когда тени почти нет. Но если этого тепла и света мало, если

солнце достаётся ему, как на закате, а ещё хуже, если света нет вовсе, значит приходит человек

тени. И эта укосина в нём навсегда. Трудно представить состояние ребёнка, который в этом мире,

оказывается, никому не нужен. Какая невероятная агрессия обрушивается на него с самого начала!

Ответить ей он никак не может и потому вынужден лишь как губка впитывать её в себя, чтобы

ответить потом, если удастся выжить. Можно, конечно, считать, что в эти мгновения он ещё ничего

не понимает. Конечно, новый рождённый человек не понимает ещё ни одного слова, но агрессию

он понимает и чувствует, потому что он уже живой. Вот так же, совсем ничьим, отверженным, не

нужным никому, я лежал, а точнее сказать валялся, первые часы своей жизни в этом мире. Самые

первые часы моей жизни были самыми чёрными её часами. Моё рождение уместней назвать не

«рождением», а «отвержением». Можно сказать, что я родился «отвержено». Я уж не говорю о том,

что отвержение меня началось раньше, прямо в утробе. Каждый из нас – это полигон битвы

светлого и тёмного, но уж на мне-то они порезвились! Большая Жизнь предлагала нашей Жизни:

«Я даю тебе нового человека, принимай». Но наша Жизнь в обличье моей матери отвечала: «Не

возьму, он мне не нужен». Конечно же, никто не давал матери полномочий единолично, от имени

всей Жизни, решать такой ответственный вопрос. Потому-то мать и наказана тем, что потом у неё

началось существование, а не жизнь. Так или иначе, но я оказался проявлением тёмного,

начавшегося с моего неизвестного отца, посоветовавшего матери избавиться от меня. Причём

избавиться вроде как ради любви. Ну, как ещё должно поступать коварство, если не так?

– Ты думаешь, что сам факт рождения имеет такое большое значение? – спрашивает Голубика.

– Конечно. Ведь он-то и определяет потом всю нашу Судьбу. Мы неправильно относимся к

жизни. Мы считаем, что мы на всём её протяжении переходим из одного события в другое. На деле

же, все свои события мы всегда несём с собой. Мы в любой момент жизни состоим из всего, что у

нас за плечами. Но начало – это основа. Начало важно настолько, что, по сути, всю жизнь

человека можно сформулировать одной строкой, которую и следовало бы писать на его могиле.

Например, на моей могильной плите, если бы я был склонен к актёрству, можно было бы написать:

«Рождённый тёмным». Люди мало задумываются над тем, что ничем другим они не ухудшают так

всю жизнь в целом, как рождением тёмных детей. Может быть, рождать светлых людей – это и есть

самое главное, доброе дело. Наверное, это искупает многое. Неважно кто как живёт: бедно или

богато, целомудренно или развратно – всё это, по большому счёту, пустяки. Всё нечистое снимется

и простится рождением светлого ребёнка. Как бы ни был ты грешен, но светлым человеком ты

добавишь в этот мир чистый луч, который пронзительно пойдёт сквозь время.

– А вывод-то твой хитрый, – с тёплой улыбкой замечает Голубика. – Ведь рождению такого

ребёнка должна предшествовать любовь, а любви без духовности нет.

– Конечно, – соглашается Роман. – Надо, чтобы всё происходило так, как было с нами. Хотя за

Юрку я боюсь – пожалуй, я мог бы встретить его и ласковей. Не напортил ли я чего? Ведь тогда я

многого не понимал. Я очень виноват… Повинись за меня перед ним… Может быть, это что-то

поправит.

– Не волнуйся, он хороший мальчик, – лучась внутренним светом, говорит Ирэн. – И всё же мне

не легко с тобой согласиться. Если начало так важно, то как быть, например, с Серёжкой? Почему

у него такая судьба? От чего он так рано ушёл? Ведь у него-то с рождением всё было в порядке.

Это уж потом…

– Кто знает, как было с ним на самом деле? Хотя с Серёгой могло быть всё иначе. Он был

слишком светлым. Он оказался уязвимым, слабым местом на жёсткой ткани жизни. Для него

главное было не остаться одиноким. И потому он оказался жертвой. Серёга не столько погиб,

сколько его убили. Убили те, кто сделал его одиноким. И я – первый убийца его. Помню, как

559

однажды, когда Серёгу чуть не задушил его отец, он пришёл ко мне в общежитие, чтобы найти

поддержку и сказал: «Хорошо, что у меня есть ты, да Элинка». И я тогда чуть сквозь землю не

провалился. Хороша опора – он верит двум близким людям, уже предавших его. Как с такой опорой

можно жить? Его убила ложь и неискренность нашего мира. Люди, по большому счёту, умирают не

от голода, болезней или чего-то ещё, а именно вот по таким душевным основаниям. Я на него

долго злился за то, что он, вроде бы как бросил меня, а потом понял, что его уход был ответом

мне, за моё предательство. Первым-то бросил его я. Ведь человека бросают, перестав быть

искренним с ним…

– Да ты прямо в какого-то злодея себя записал, – замечает Ирэн.

– Увы, полным дьяволом или злодеем я быть не мог и не могу. Моё везение в том, что я не

оказался совсем тёмным. Меня спасли тепло и свет другой моей матери. Бедная мама… Никто так