Жизнь взаймы: Рассказы врача-реаниматолога о людях, получивших второй шанс

Да, этот вопрос я слышу каждый день по несколько раз. Я и сама часто употребляю это выражение. Я не задаю встречный вопрос: «Что, по-вашему, значит "быть в порядке"?» Чем больше я думаю об этом, тем более сложным представляется мне ответ. После встречи с Нэнси Эндрюс я организовала новую клинику в нашей больнице — специально для больных, прошедших лечение в ОИТ. Идея казалась замечательной, но ее воплощение было трудным и долгим. Простое направление больных в эту клинику оказалось более сложным делом, чем я предполагала. Даже те, кто после ОИТ жил дома, попадали туда после многочисленных переводов между отделениями реабилитации и домами инвалидов. Эти люди страдали от страшных воспоминаний о том, что происходило с ними в больнице, и, конечно, они не хотели возвращаться в место, где им пришлось пережить весь этот ужас. Многие были настолько слабы, что не могли приехать, даже если хотели это сделать. У некоторых пациентов отмечались когнитивные нарушения, ослабление памяти, что мешало им запомнить даты визитов, а иногда они вообще не понимали, зачем им надо ехать в какую-то клинику.

Но нам все же удалось помочь некоторым больным, пусть пока их было немного. Мы анализировали прием лекарств, диагностировали распространенные, характерные для перенесших реанимацию и интенсивную терапию больных расстройства с помощью специально разработанных анкет и личных консультаций. Один бывший фельдшер скорой помощи сказал мне, что не хочет оставаться наедине со своим маленьким сыном, потому что боится, что на них нападут — он не мог сказать, кто именно, — а он не сможет достаточно быстро на это отреагировать. Другая пациентка говорила, что боится готовить, потому что может забыть о том, что поставила на плиту сковородку, и уйти, а вернувшись, обнаружить сгоревшее блюдо. Мы выслушиваем таких больных, при необходимости направляем их к профильным специалистам, составляем краткую памятку, которую больной должен показать своему семейному врачу, чтобы навести мосты от произошедшего в ОИТ к последующей жизни. Но главное — мы рассказываем пациентам о ПИТ-синдроме. Мы даем определение их состоянию и тем самым дарим надежду на улучшение. Это, конечно, капля в море по сравнению с тем, что мы делаем в ОИТ, но все же и это кое-что.

В ту ночь я стояла перед дочерью пациентки, размышляя о заданном ею вопросе и о пациентах нашей новой клиники. Я думала о растерянности и потере памяти, о печали и повышенной тревожности, о ночных кошмарах и дневных страхах, о галлюцинациях, полных мучений и кровавых сцен. С одной стороны, каждый, кого мы наблюдали в клинике, был в порядке. Эти люди избежали смерти, покинули ОИТ и вернулись домой. Они могли дышать, двигаться и говорить, жить рядом с близкими, ходить в магазины и выбирать ту еду, которую им хочется. Но с другой стороны, в сравнении с тем, как они чувствовали себя до болезни, их состояние никак нельзя было назвать нормальным.

С чем придется столкнуться этой пациентке? Может, она будет в порядке — действительно в порядке. Она пройдет реабилитацию, что наверняка окажется тяжелее, чем я себе представляю, но она вернется домой в ясном рассудке. В ОИТ мы корректируем подход к лечению, уменьшаем дозы седативных лекарств, внимательнее относимся к горячечному бреду, и, возможно, эти маленькие изменения помогут пациентам впоследствии чувствовать себя лучше, чем было бы в противном случае. Но, несмотря на это, моя пациентка может вернуться домой с помраченным рассудком, тенью себя прежней. Возможно, ей не удастся сосредоточиться на газетной статье, она станет неспособной проводить время с внуками или вдруг, придя в магазин, забудет, что собиралась купить. Я не знаю, какой эта женщина была прежде. Но я понимаю, что ее жизнь теперь изменится.

Должна ли я говорить это ее дочери? Я собираюсь с мыслями, набираю в легкие воздух и… останавливаюсь. Даже если я расскажу, как могут пойти дела, даже если она узнает от меня о ПИТ-синдроме и о том, что он может значить для ее матери, едва ли это знание сейчас ей что-то даст. Девушка очень устала и просто радовалась тому, что ее любимая мама не умрет в этой палате. Это все, что она хотела от меня услышать. И, наверное, это все, что она в тот момент была в состоянии понять.

Я улыбнулась и ободряюще кивнула. Я сказала правду. Интубационную трубку извлекут из трахеи, мать начнет дышать сама и будет выписана из ОИТ. Что дальше? Я записала ее фамилию в блокнот, чтобы позже узнать, как пойдут ее дела. Может быть, мы назначим ей прием в нашей клинике. Но пока моя миссия окончена.

5 Пробуждение

Андреа ДеМэйо-Клэнси хлопотала в своей удобной кухне. Стоял знойный летний день, но в доме царила приятная прохлада. Кофемашина готовила утренний эспрессо. Собаки — две из коммерческого питомника, третья из приюта для животных — лаяли и выпрашивали еду, путаясь под ногами. Средний сын Андреа двадцатилетний Грег спустился на кухню, пробормотал приветствие и вытащил из холодильника булочку, чтобы перехватить по пути на работу в местную кофейню.