Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах

Бесподданные, с одной стороны, могли пользоваться всеми гражданскими правами, а с другой — были свободны от обязанностей, налагаемых на граждан государств, находясь, таким образом, в относительно привилегированном положении. Но масштабы трагедии оказались таковы, что мировое сообщество было вынуждено совершенно иначе рассматривать существовавшую проблему.

В этом смысле показательна дискуссия, состоявшаяся на первом съезде русских юристов[226], в октябре 1922 года в Берлине. В повестку дня форума были внесены два основных вопроса: о правовом положении российских эмигрантов и о правовом положении граждан в Советской России.

Выступавшие в прениях констатировали, что российские эмигранты в прямом смысле этого слова не могли быть отнесены к категории беженцев (refugies), бежавших от революции и Гражданской войны и искавших спасения и благотворительной помощи в чужих странах, так как их эмиграция была вызвана прежде всего политическими обстоятельствами, а их возвращение на родину в большинстве случаев означало бы для них потерю не только свободы, но и жизни.

Действительно, международное право с подобной ситуацией столкнулось впервые. По этой же причине, по мнению участников съезда, они должны были иметь право на убежище в тех странах, где они пребывали на тот момент, и высылка на родину, где невозможно «какое-либо правовое обеспечение личности», осуществлённая помимо их воли, должна была быть признана недопустимой. Отсюда делался вывод, что российским эмигрантам должно быть обеспечено как право передвижения в пределах страны пребывания, так и право переезда в другие страны, причём в том же объёме прав, как это было предоставлено гражданам других государств. Вопрос о юридических основаниях такого особого положения русских в изгнании понимался участниками дискуссии как их естественное право.

Основные положения «публичных прав» эмигрантов были изложены в докладе профессора С. К. Гогеля «Публично-правовое положение русской эмиграции», который впервые предложил термин «политические эмигранты», затем делегаты съезда сформулировали само понятие «политическое убежище» в его современном понимании, введя в практику международного права описание основных его признаков и условий предоставления.

Обсуждение гражданских прав — «личного статута» российских эмигрантов — было ограничено констатацией обязательного распространения на них действия национальных законодательств, после такого важного заключения участники дискуссии перешли к обсуждению проблем, относящихся к коммерческому праву. Действительно, в эмиграции самыми сложными и зачастую практически неразрешимыми становились именно имущественные вопросы, связанные с подтверждением прав собственности на недвижимость, вклады, акции коммерческих предприятий и обществ, авторские права, принятия наследства и т. д.

Этим актуальным проблемам повседневной жизни тысяч людей были посвящены доклады А. Я. Гальперна «Судебная практика английских судов по вопросам правового положения русских юридических лиц и о пределах применения советского законодательства», А. Н. Зака «Охрана прав на акции торгово-промышленных предприятий», П. Дубинского «Новейшая французская практика и законодательство по русским делам» и другие.

Известно, что часть российских акционерных обществ, которым удалось сохранить зарубежные активы и денежные средства на счетах в иностранных банках, оказались в достаточно сложном положении, так как имевшиеся у их западных партнёров долговые обязательства никто не забыл и отказываться от них не собирался. Расчёт с кредиторами являлся одним из непременных условий, при котором те немногие российские предприниматели, которым удалось восстановить свою деятельность в эмиграции, могли рассчитывать на её продолжение в рамках новой правовой ситуации, когда попытки расплатиться по долгам, российскими рублями иностранными кредиторами отвергались. Поэтому съезд предпринял попытку предложить в качестве «разумного компромисса» новую расчётную единицу для погашения долгов российскими фирмами за границей: не золотой рубль, что было бы крайне желательно кредиторам, и не обесцененный, что осчастливило бы должников, а девальвированный. Увы, но это была всего лишь некая юридическая фантазия из разряда «а поговорить…»

По этому же поводу интересно мнение «интеллигентного антисемита» В. В. Шульгина, напомнившего в своей неоднозначной книге: «Что нам в них не нравится…» российскую ситуацию совсем недавнего времени: