Жизнь забугорная

Меж билетных автоматов, как муха в кипятке, металась бабулька в платочке. «Ну, точно из наших, – подумал он. – Потеряла сопровождающих и с ума сходит».

Та, увидев в руках Виктора газету с русским шрифтом, бросилась ему под ноги подстреленной чайкой: «Мил-человек, помоги, я же вижу, что ты наш!».

«Странно, – подумал он. – Из чего это видно? Одет прилично, выбрит, подстрижен, рта ещё не открывал, а, поди ж ты, – «наш»…

Старушка мёртвой хваткой уцепилась в его локоть и на одном дыхании поведала, что едет к старшему сыну от младшего, который её в электричку посадил и дал в руку билет, купленный вчера. Контролёр билет этот забраковал, стал штраф требовать. А денег у неё с собой нет, так как старший сын должен был её через час у себя на вокзале встретить. Вот бабулю и высадили на этой станции. Хотели затянуть в участок, чтобы штраф оформить, но она от страха стала сознание терять, так как полицаев боится ещё с военного детства. Испугавшись, что бабка отдаст концы, контролёр отвязался. Вот она теперь и наматывает круги по незнакомому вокзалу, не зная, что дальше делать.

Виктор покачал головой: бедные наши люди – ни языка, ни законов не знают, а всё равно по миру шастают. Он купил старушке билет, отвёл её к нужному поезду, посадил в вагон. Та перекрестила Виктора:

– Спасибо, сынка! Пусть тебе Бог помогает!

– И вам не хворать! – попрощался он и, насвистывая «Марш энтузиастов», направился к своей платформе.

А вот и он, мюнхенский, стоит голубчик. Виктор вошёл в вагон для некурящих, там никого не было. Слава тебе, Господи! Хоть немного проедет в тишине и покое. Он выбрал самое удобное место в центре вагона, достал ручку, развернул «Эмигрант», стал разгадывать сканворд.

Поезд плавно тронулся. Заработали кондиционеры. Виктор облегчённо вздохнул. Нагретая солнцем голова работала плохо. Ну, не знает он ни самой большой реки в Бирме, ни типов старинных парусных суден. Вот если бы спросили что-нибудь о налогах, он бы тут же ответил. Но о них его никто не спрашивал, потому что он – социальщик.

Согласно основной заповеди Западного мира, одни продают душу, другие – родину, третьи – пирожки с тухлым мясом, но главное – чтобы все они вовремя платили налоги. Виктор их не платил, хоть и продал родину вкупе с душой. Не понадобилась его жертва Германии, плевала она на неё с высоты Бранденбургских ворот. Следовательно, он – не просто неудачник, а идиот, причём, полный…

Задумавшись над своей непутёвой жизнью, Виктор прислонился лбом к холодному стеклу и залюбовался пейзажами исторической родины. Чисто, уютно, нарядно. За окном мелькает яркая изумрудная зелень, спрессованные в аккуратные круглые рулоны снопы на полях, лазурное небо, живописные озёрца. Забавные, словно игрушечные, домики с красными крышами. Такие он видел в детстве в книжке «Сказки братьев Гримм», подаренных ему родителями на Рождество.

Незаметно для себя Виктор отключился, вроде как задремал. Проснулся он от резкого удара и грохота упавшего на пол чемодана. Экстренное торможение. Видать, кто-то пробовался на роль Анны Карениной.

Как ни странно, сообщений по громкоговорителю не последовало. Небось, машинист впал в шок.

Поезд стоял. Минуту, десять, час. Виктор выглянул в окно и не поверил своим глазам: пространство вокруг него как-то странно преломилось, изогнулось, заиграло радужным спектром и медленно, как бы нехотя, восстановило прежние очертания. «По приезде домой пойду сдаваться психиатру», – решил он, почесывая ушибленный лоб.

Через минуту поезд тронулся, набрал скорость. В вагоне резко похолодало. Поёжившись, Виктор достал из чемодана костюмный пиджак, быстро в него втиснулся. А Лерка ещё спрашивала: «На фига?».

Экспресс нёсся с бешеной скоростью, как в аттракционе «Американские горки». В заоконном мелькании уже ничего нельзя было различить. Машинист от стресса определённо чокнулся.

Виктор посмотрел на подаренные ему сыном «Командирские» – он в дороге уже более десяти часов. Этого просто не может быть! Определённо, что-то случилось с часами. Или с головой…

Вдруг поезд сбросил скорость. Мужчина прильнул к стеклу и вздрогнул всем телом. За окном на фоне пепельного неба и грязно-болотной зелени мелькали неухоженные поля с первобытными стогами, деревенские развалюшки с покосившимися заборами, одинокие домики путевых обходчиков, пасущиеся на лугу худые коровы, подгоняемые мальчиком-подпаском в рваной соломенной шляпе. Ухабистые дороги с трясущимися по ним грузовиками и подводами с сеном. Серые невыразительные посёлки и деревеньки, вдоль насыпи – посадки корявых деревьев. Ни дать, ни взять – начало прошлого века. Куда ж это мы въехали? Время от времени глаз вырывал названия станций на русском языке.

Не может этого быть!!! Дрожащей рукой он водрузил на нос очки. Так и есть – Россия. Вот показался полуразрушенный деревянный помост какого-то задрипанного полустанка с названием «Детство». Вдоль насыпи, по пыльной узкой колее, на доходяжном «Орлёнке» ехал белёсый паренек с разбитыми коленями. На перемотанном изолентой руле болтался пустой алюминиевый бидон.