Жизнеописание Михаила Булгакова

14 мая 1939 года внесены были важные изменения в конец романа. В тексте, конченном год назад, 24 июня 1938 года, решение судьбы Мастера приносил «вестник в темном» (8.3, с. 465), который «что-то сказал Воланду». Теперь появился Левий Матвей и разговор его с Воландом, где произнесены были слова: «Он не заслужил света, он заслужил покой» (10.2, с. 465б), составляющие до сих пор загадку для критиков. Но эта загадка – конструктивный элемент художественной системы романа, что, как обычно в подобных случаях, не сразу было осознано. «Разгадку» вряд ли можно отыскать, не выйдя за пределы романа, не включая его в контекст всего творчества Булгакова. Роман, «к сожалению, не окончен», говорит Воланд Мастеру, указывая на Пилата. Роман не окончен, пока не развязана проблема вины; не завершена многолетняя духовная работа, пока не развязан этот узел, страшно скрутивший не одного лишь героя последнего романа. «Не тает бремя» не только героя «Красной короны», и, для того чтобы разделаться с этим бременем, понадобился такой герой, вина которого есть высшая вина, когда-либо существовавшая, понадобилось довести его до последней границы мук совести и – отпустить. Недаром на последних страницах романа так подчеркивается эта измышленность героя, хотя это лицо историческое: «Тот, кого так жаждет видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили…» (10.2, с. 494). Отпуская на свободу Пилата, этим жестом милосердия Мастер просит отпущения и себе, и всем тем, кто нуждается в прощении и успокоении. Так же вечно приходит Иешуа во сне к Пилату, как «всадник с незрячими глазами» – к герою «Красной короны»; искупление – только в самой длительности мучений, и более ни в чем, и развязка в одном – в прощении. «Казнь – была»; Пилат увидит Иешуа и будет говорить с ним, а Мастер – нет, потому что никто не может сам дать себе полного искупления. Не зная в точности высшего решения, Мастер слепо идет туда, куда направляет его Воланд. Но знай он его – не стал бы оспоривать. Мастер входит в роман без прошлого, без биографии, с единственною видною нам нитью, продернутой сквозь невидимую канву его жизни, – и нить эта ведет начало уже от возраста его зрелости. И значит, ему виднее, Мастеру, и тому, чью волю нетрадиционным образом выполняет в романе Воланд, что́ заслужил усталый Мастер – свет ли, покой ли, и все ли сказал, что знал, видел и передумал. Романтический Мастер тоже в белом плаще с кровавым подбоем, но подбой этот остается невидим никому, кроме автора.

Это структурная черта творчества Булгакова: подробное мотивирование, совершающееся в сфере таких героев, как Хлудов или Пилат, никогда не сопровождается таким же мотивированием в сфере героев, представляющих alter ego автора, – Алексея Турбина или Мастера.

В этот же день дописан был эпилог (в известной по печатному тексту его редакции). Роман был завершен, и в нем сошлись и замкнулись наконец своды, возводимые писателем с самых первых литературных шагов; вечером этого дня автор дочитывает его немногим слушателям. По записям Е. С. Булгаковой видно, что роман производит огромное впечатление, вызывает тревогу, озадачивает.

10 мая Булгаков надписывает жене свою фотографию:

«Вот как может выглядеть человек, возившийся несколько лет с Алоизием Могарычем, Никанором Ивановичем и прочими.

В надежде, что ты прояснишь это лицо, дарю тебе, Елена, карточку, целую и обнимаю».

21–22 мая и, видимо, в последующие дни Булгаков работает уже над пьесой «Батум». 12 июля он читает в МХАТе пять картин из пьесы и обещает «не спать ночи», но закончить пьесу в этом месяце; 24 июля Е. С. Булгакова записывает в дневнике: «Пьеса закончена! 〈…〉 Вечером приехал Калишьян, и Миша передал ему три готовых экземпляра» (28.29). Через два дня решено было поставить пьесу к 21 декабря. 14 августа Булгаков в составе бригады артистов и режиссеров МХАТа выехал в Батум – для работы над спектаклем; в тот же день в поезде бригаду известили об отмене поездки. По дороге домой Булгаков почувствовал себя плохо – мучила не испытанная прежде резь в глазах, сохранившаяся и в последующие дни (об этом говорят записи этого месяца в дневнике Е. С. Булгаковой). 10 сентября он берет в Большом театре очередной отпуск и уезжает с женой в Ленинград. Там произошло у него резкое ухудшение зрения, и причина этого выяснилась после первого же визита к врачу: гипертонический нефросклероз, болезнь, унесшая в могилу его отца в возрасте 48 лет.