Жизнеописание Михаила Булгакова

С 16 сентября Е. С. Булгакова начинает тетрадь с записями о ходе болезни и врачебных назначениях и ведет эти записи ежедневно до дня смерти мужа. В конце сентября Булгаковы вернулись в Москву, потрясенные своим несчастьем, уже очевидно непоправимым. Московские врачи подтвердили диагноз. Ложиться в больницу Булгаков не захотел. Один из пользовавших его врачей, уходя, сказал: «Я не настаиваю только потому, что это вопрос нескольких дней», – и Булгаков слышал это (рассказано Е. С. Булгаковой). 4 октября он начинает диктовать поправки к роману, и жена частью вносит их в машинописный текст, частью – в особую тетрадь, в тот же день ею заведенную (10.1). 10 октября Булгаков, совершенно убежденный в безнадежности своего положения, вызвал на дом нотариуса и составил завещание в пользу Е. С. Булгаковой (27.29). В 20-х числах ноября он уезжает с женой в санаторий «Барвиха» под Москвой и там, по-видимому, временами диктует поправки и дополнения; 18 декабря возвращается в Москву и через десять дней пишет своему киевскому приятелю А. П. Гдешинскому: «Ну вот я и вернулся из санатория. Что же со мною? Если откровенно и по секрету тебе сказать, сосет меня мысль, что вернулся я умирать» (28.11, копия рукою Е. С. Булгаковой).

15 января 1940 года Е. С. Булгакова записывает в дневнике: «Миша, сколько хватает сил, правит роман, я переписываю», 16 января: «Работа над романом» (28.29). Она читала ему вслух, он останавливал ее, диктовал поправки и дополнения, и этот новый текст частью переписывался в тетрадь, начатую 4 октября 1939 года[179], частью присовокуплялся к машинописному тексту в виде отдельных листов. «Последний закатный роман», как назвал его Булгаков в письме к жене еще 14 июня 1938 года (19.7), шел к концу вместе с жизнью его автора. Расширено было начало второй части: зачин главы «Маргарита»: «Кто скажет, что нет на свете настоящей любви? Да обрежут лгуну его гнусный язык! Нет, мастер ошибался, думая, что она забудет его. Она его не забыла» – теперь читался так:

«За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык! За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!

Нет! Мастер ошибался, когда с горечью говорил Иванушке в больнице в тот час, когда ночь переваливалась через полночь, что она позабыла его. Этого быть не могло. Она его, конечно, не забыла» (10.2, л. 273 об.).

Начало последней главы в 1939–1940 годах также получило иную редакцию, в которой нельзя не увидеть прямого отражения биографии: «Боги, боги мои! Как грустна вечерняя земля! Как таинственны туманы над болотами, 〈как загадочны леса〉. Кто блуждал в этих туманах, кто много страдал перед смертью, кто летел над этой землей, неся на себе непосильный груз 〈бремя〉, тот это знает. Это знает уставший. И он без сожаления покидает туманы земли, ее болотца и реки, он отдается с легким сердцем в руки смерти, зная, что только она одна…» (10.2; выделенные нами слова были вставлены во время правки последнего года).

24 января Булгаков пишет собственноручно короткое письмо П. С. Попову: «Жив ли ты, дорогой Павел? Меня морозы совершенно искалечили, и я чувствую себя плохо. Позвони! Твой М.» (ГБЛ, ф. 218, 1269.4). Это последняя страница сохранившейся эпистолярии писателя, – возможно, и последнее из написанных им писем.

В тот же день Е. С. Булгакова записывает: «Живем последние дни тихо, мало кто приходит, звонит. Миша правил роман, я писала» (28.29). 25 января: «Продиктовал страничку (о Степе – Ялта)» (29.4); в этот день они вышли на улицу – видимо, последний раз. 28 января происходила также работа над романом (29.4); в какой-то из январских дней написан был весь эпизод встречи с профессором Кузьминым, составивший пять больших страниц (мелким почерком, рукою Е. С. Булгаковой). 29-го наступило ухудшение. 6 февраля Е. С. Булгакова записала слова Булгакова, обращенные к ее сыну: «Будь бесстрашен, это главное» (29.4); 13 февраля Булгаков еще работал над романом – видимо, уже последний раз (29.4).