Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны

Султан благосклонно отнесся к его словам, отступив от принятого прежде намерения идти к Исфахану. Он направился в сторону Амида и остановился у моста близ города. Его можно было сравнить с утопающим, который, не умея плавать, хватается за соломинку. Он пил в ту ночь[837] и опьянел, и у него из-за опьянения закружилась голова и затруднилось дыхание, и [было видно, что] отрезвление наступит только тогда, когда протрубит труба и «будет изведено то, что в могилах»[838].

Глубокой ночью к султану пришел один /269/ туркмен и сказал: «Я видел на твоей вчерашней стоянке войска, одежда которых не похожа на одежду твоих войск, с конями, большая часть которых серой масти». Но султан уличил его во лжи и сказал: «Это выдумка тех, кому не нравится наше пребывание в этой стране». И он продолжал наслаждаться всю ночь до рассвета, а утром он и его войска были окружены татарами.

Он пожелал им доброй ночи, и был им постелью шелк,
а пришел к ним утром — ложем их стала пыль.
И те из них, у кого в руках было копье,
стали подобны тем, у кого руки окрашены хной.
Выпали зародыши из слабого чрева,
и [верблюдица] выбросила недоношенного из утробы[839]

.

И они (войска султана) были рассеяны руками Сабы по странам подобно тому, как распространяются притчи.

Я долго сидел в ту ночь, составляя письма, но в конце ночи меня одолел сон, и я не чувствовал ничего до тех пор, пока меня не разбудил гулям, закричав: «Вставай! Наступил Судный день!» Я быстро оделся и поспешно вышел, оставив в жилище все, что имел, и произнес:

Если мы вернулись, [сохранив] невредимыми благородные души,
которые надеялись на доброе, но обманулись в надеждах,
То наши души — наилучшая добыча. Поистине, они возвращаются,
и в них — их достоинство и стыд.

Когда я сел на коня, то увидел отряд татар, окруживший шатер султана, а он, пьяный, все еще спал. Но вдруг появился Ур-хан со своим знаменем и воинами и напал на них, отогнав их от шатра. Несколько слуг султана вошли [в шатер], взяли султана за руку и вывели. Он был в белой рубашке, его усадили на коня и ускакали. В это время он вспомнил только о малике Фарса, дочери атабека Са'да.

Он приказал Дамир-Кыйыку (Железное Шило) и амир-шикару Дорт-Аба отправиться к ней и служить ей там, где она окажется после бегства.

Когда султан увидел, что его преследует погоня татар, он приказал Ур-хану отделиться от него со своими войсками, чтобы татары стали преследовать его с отрядом, а сам султан смог бы освободиться от них. Это была его ошибка. Ведь когда Ур-хан отделился от него, к нему тут же присоединилось немало крепких воинов, а когда он достиг /270/ Ирбила, то с ним было четыре тысячи всадников, и он направился в Исфахан. Он владел им некоторое время, пока на город не напали татары[840]. После этого Ур-хан до этого года, то есть до шестьсот тридцать девятого года[841], находился под стражей в Фарсе.

Несколько человек из тех, кто остался с султаном после того, как он отделился от Ур-хана, такие, как Утур-хан, амир-ахур Талсаб (?) и табунщик Махмуд ибн Са'д ад-Дин, рассказывали мне следующее. Когда султан отделился от Ур-хана, он направился к укреплениям Амида, а погоня — вслед за ним. Амид в это время был в смятении, и жители его думали, что хорезмийцы хотят поступить с ними вероломно. Поэтому они стали биться с султаном, бросали в него камни и прогнали его прочь.

Когда он потерял надежду войти в город, он уклонился влево от города, а к нему присоединилось около сотни всадников из числа верных людей. Затем страх забросил его вместе с ними к границам ал-Джазиры[842], где были укрепленные проходы, но ему воспрепятствовали пройти туда, а те, кто жаждал [схватить султана], уже ожидали его в ущельях. Некоторых из них убил шихна Хамадана Сарир-Малик.