Жизнеописания трубадуров

Девица Аделина гуляла в саду,
– Сколь мило на белом свете! –
Белые да синие розы рвала.
– Тяжка ты, доля земная! –

Белые да синие розы рвала,

Фрейденборгу-герцогу веночек плела.

Герцог Фрейденборг увидел из окна,

Как по розовому саду гуляет она.

К девице Аделине стремглав побежал,

И перед нею шляпу он снял.

По щечке ее треплет и молвит ей:

"Дай Бог тебе стать ненаглядной моей!"

"Повремените, герцог, с речью такой,

Кабы то не услышал батюшка мой!"

"Пусть слушает кто хочет, не страшуся я,

Ведь я по всей-то чести сватаю тебя".

А девки лукавые ведут разговор:

‘Твою-де блазнит дочку герцог Фрейденборг".

"А ежели блазнит, ему я покажу!

В темничную во башню его посажу".

Велит король тут живо двух молодцев позвать

И Фрейденборга-герцога в железа заковать.

Велит король приспешному чугунну дверь открыть

И Фрейденборга-герцога в темницу заточить.

По розовому саду Аделина идет,

Белые да синие розы она рвет.

Белые да синие розы рвала.

Фрейденборгу-герцогу веночек плела.

А король о ту пору увидал из окна,

Как по розовому саду гуляет она.

Велит король приспешному в розов сад бежать

И к нему в палату королевну звать.

И молвит ей приспешный: "Кличет вас

Король к себе в палату сей же час".

А та отвечает: "Знать, он подобрел,

Меня пятнадцать лет он и видеть не хотел".

Вошла королевна в палату тот же час,

Король с нее не сводит грозных глаз.

И молвил Аделине король тогда:

"Что делала во саде во розовом вчера?"

"Белые да синие розы я рвала,

Фрейденборгу-герцогу веночек плела".

А король ей молвит слово таково:

"Стало, не забыла ты еще его".

"Кабы прожила я и еще сто лет,

Герцога из памяти не избыть вовек".

"А коль ты не сумела его позабыть,

Все одно, любви промежду вас не быть".

Зовет король двух молодцев и дал приказ такой:

"Берите-ка вы герцога из башни голубой".

И взяли они герцога из башни голубой,

А был он поседелый, с седою бородой.

"Пятнадцать лет сидел я в башне сей,

А мне сдается, право, минуло мало дней.

И ежели умру я нынче поутру,

То ради благородной девицы умру".

Привязали герцога к дубу у реки,

Зарезали, как режут скотину мужики.

А после лукавые девки подошли

И герцогово сердце с собою унесли.

Из сердца того теплого состряпали оне

Девице Аделине лакомую снедь.

А уж как состряпали, пошли со снедью той

В светлицу королевнину и ставят на стол.

"Ах, что это за яство столь лакомо лежит?

А сердце у меня-то со страху дрожит!"

"То лакомое яство для вас припасено,

Из герцогова сердца, из свежего оно".

"А коли сердце свежее иму я от вас,

Стало быть, трапезую в последний раз".

Королевна Аделина слезы льет на снедь.

В тяжких муках герцогу пришлось умереть.

"А теперь две чары вам надобно принесть,

Выпить мне охота в герцогову честь.

Подайте чару меду, сладкого на вкус,

И я тем самым медом до смерти упьюсь".

Как из медовой чары глоточек отпила,

Так и Богу душу тут же отдала.

Весть дошла к родителю скорого скорей,

Умерла-де королевна в светлице своей.

Король со всех ног в светлицу побежал,

Хлопнул дверями – аж засов задрожал.

"Господи, помилуй! Чем тому помочь?

Кто довел до смерти единственную дочь?

Да знай я, что любовь их сильна таково,

И за сто тысяч марок не убил бы я его.

Да знай я, что друг другу так они верны,

Его я не казнил бы и за полказны".

Покойников сложили в единый гроб двоих,

И заплели девицы волосы у них.

В единой же могиле их погребли тогда,

И спят они там сладко до Страшного Суда.

И над могилой липа выросла тогда,

Стоит и зеленеет до Страшного Суда.

И липа выше церкви выросла потом,

– Сколь мило на белом свете! –
На липе обнимается лист с листом.
– Тяжка ты, доля земная!