Кто закален в воспитании строгом[502],Кто в испытаньях любовью проверен,Тот уповает, что будет итогомДамы признанье за то, что ей верен, –И, значит, стократМне то, что дал, возвратят:Живу, равно принимая,Добро иль зло мне творят,И все, любви угождая,Вынесу – но не разлад.Шел я в любви лишь по верным дорогам:Так как восторг мой пред дамой сверхмерен,Радость найду и в приеме убогом,Но, оробевши, просить не намеренНи ласк, ни наград;Однако, пусть их кричат –Хочу получить сполна я:По праву принадлежатМне главные доли пая –День почестей, ночь услад.Только желанье и служит залогомБудущих благ, и хотя я растерян,Все же меня утешает во многомНрав, что возвышен и нелицемерен,И ласковый взгляд –Ведь тех, кто Амором взятВ слуги, ждет участь благая:Речи ее веселятИ, милости обещая,Надеяться мне велят.Кажется, нет больше места тревогам,Но пред прелестной в себе неуверенЯ становлюсь и стою за порогомВысокородной, поскольку немерянСокрытый в ней клад;Все делаю невпопад,Жду от нее нагоняя,Но даже пусть посулятМне трон королевский Мая[503],При ней я остаться рад.Мудрый свободным от зауми слогомС тем, в чьей душе след надежды похерен,Шутит: "Знать, скудный надел ему БогомВыдан!" – хорош афоризм или скверен,Но я-то богатЛюбовью; пусть лучше в адДобрая ввергнет, чем злаяВведет меня в райский сад;Иной судьбы не желая,Я счастлив и средь утрат.Знаю о даме я, склонной к подлогам[504]:Пояс супружеской чести утерянЕю, как свойственно то недотрогам;Гневный сарказм мой, увы, правомерен,Когда нарасхватИдет она, всем подрядВслух свой товар предлагая,И рад, что ни сват, ни братЯ ей, поскольку такаяПохвал достойна навряд.Мария, дама благая,Вам эти нравы претят,Радует всех, привлекаяК себе, Ваш душевный склад.Это последняя песня, какую он сложил[505]
.4. РАЗО ТРЕТЬЕ
Гаусельм Файдит влюблен был в некую даму из епископства Гап в Эмбрене по имени дона Джордана д’Эмбрен. Дама она была благородная, прекрасная собою, весьма куртуазная, сведущая в законах вежества, щедрая на всякое доброе дело и желавшая себе чести и славы. Гаусельм служил ей усердно, весьма ее превознося и прославляя, благодаря чему стала она числиться среди наидостойнейших дам. Мадонна Джордана весьма этому радовалась и веселилась и всячески старалась и поступать, как должно, и речи вести достойные, дабы Гаусельм Файдит не прослыл лжецом за все, что он о ней говорил хорошего. И так распространилась слава о ней и в ближних и в дальних пределах, что ни один благородный муж Вьенны и Прованса в грош себя не ставил, ежели не видел ее. И не было ни единой именитой дамы во всей окрестности, которая не завидовала бы ее красоте и ее достоинствам. И все, что я сейчас говорю, – истина, ибо мною самим и видено и слышано собственными моими глазами и ушами[506]
.Так вот, пожелала мадонна Джордана доставить Гаусельму любовную усладу, и однажды вечером пригласила его в свой личный покой для беседы. И было ею столько сделано и сказано, что он от нее удалился, насыщенный радостью. Но только в самый разгар этих радостей маркиз Монферратский[507]
собрался в крестовый поход и Гаусельма Файдита взял с собою за море[508]. И обо всем этом Гаусельм Файдит сложил такую кансону: