Читаем Жизни и реальности Сальваторе полностью

Он легко поднялся с постели. Его немного покачивало, но в целом терпимо. Он добрался до кухни, налил из чайника воды в стакан и жадно выпил; затем налил ещё и выпил снова. Постоял, глядя сквозь оконное стекло на картины жизни в домах напротив; кажется, был ещё только вечер. Когда же он уснул?

Сразу. Сразу после того, как приехал из института. Сразу после того, как выяснилось, что девушку спасти не удалось. Чёрный (зелёный?) человек ударил туда, куда следовало ударить, чтобы пациентка не выжила.

Мастер поставил стакан на стол. Раздался стук, звон, и стакан рассыпался.

Мастер выругался. Снова поглядел в окно.

Тёплые жёлтые мирки продолжали жить – каждый оборачивался вокруг своей лампы-солнца, согревающего его. Тихо; ни одна паромашина не проедет. Где-то печально завывала собака.

Мастер вернулся в комнату.

Открыл портал и вошёл в расцветшую темноту.

Она тут же рассеялась, стала летним днём, а он – мальчишкой, весело прыгающим по бетонным блокам. Скок! – сны одного, живого; скок! – сны другого, мёртвого. Он не задерживался нигде, тенью проходя сквозь сознания и устремляясь дальше – туда, где было то, что он искал.

Добравшись до небольшого каменного здания с покатой крышей, он остановился у дверей и постучался.

– Учитель! Это я.

Дверь неспешно открылась; глазам Мастера предстал человек. Когда он повернулся боком, Мастеру показалось, что это старик, – настолько странным выглядел профиль с сильно загнутым назад лбом и выступающим носом; а встал прямо – будто подросток. Широкое лицо, глаза – навыкате, но не круглые, а чуть раскосые.

Человек улыбался.

– Сподобился, – сказал он. – Прямиком из своих Евразий? Проходи.

Мастер перешагнул порог и закрыл за собой дверь.

Он ожидал увидеть ставшую привычной много лет проходную комнату, откуда вели пять дверей, но увидел огромный пустой зал. Он был хорошо освещён: огромные окна от пола до потолка давали света даже больше, чем необходимо, чтобы разглядеть слой мусора: пыль, перья, засохшие какашки. У потолка протянулась махровая паутина с застрявшими в ней сухими листьями. Учитель молча протянул Мастеру метлу, сам создал вторую и они начали мести.

Вскоре Мастер заметил, что только стоит ему расчистить какой-то участок, как Учитель подкидывает туда какашек с нерасчищенных частей.

– Что ты делаешь? – спросил он Учителя.

– Чтобы не так просто казалось, – ответил тот. Мастер продолжил мести; Учитель помогал, оказываясь то тут, то там, но от этой помощи мусора становилось только больше. В конце концов Мастеру это надоело; он щёлкнул пальцами, и грязь и паутина исчезли.

– Наконец-то, – усмехнулся Учитель и сел на пол. Напротив устроился и Мастер. Учитель создал чайник и две чашки чая; начал неспешно пить. Мастер взял в руки свою чашку; на ней была изображена лодка.

Мастер улыбнулся.

– Ты ещё тащишь за собой этого безмозглого идиота? – спросил Учитель.

– Да, Учитель.

– Как всегда. Ты всегда тащил за собой всякий мусор, – Учитель помолчал, глядя в пространство. Затем совсем другим тоном добавил: – Жаль паренька.

– Жаль, – согласился Мастер.

Помолчали.

– Я видел Кетцалькоатля, Учитель. В чужой душе.

– Это бывает. Боги ходят, где хотят.

– Я спросил его, как у тебя дела, но он промолчал. Не счёл меня достойным ответа.

– Вряд ли. Скорее, он лишь присматривал за тобой. Я говорил ему о тебе. Так как ты не давал ни весточки, думаю, он решил посмотреть, как ты поживаешь.

– А я использую то, чему ты меня научил, чтобы лечить.

Вместо ответа Учитель отхлебнул из кружки.

– Почему ты не научил нас взаимодействовать с душами живых? Только с мёртвыми. Только напролом. Разрушая. Необратимо выдёргивая важные нити. Твоя техника подходит лишь для воскрешения мёртвых и ужасна, когда речь заходит о живых.

– Как и всякая сила, если её чрезмерно, – Учитель снова отхлебнул из кружки. – И тем не менее ты пришёл ко мне и ничего не рушишь, как видишь.

– Я учусь.

– И я, – Учитель улыбнулся. – Мы все учимся всю жизнь… хорошо, когда жизненный срок позволяет делать это бесконечно.

Мужчины рассмеялись. Мастер отхлебнул чай: сладковатый, фруктовый.

– Кстати, я тут рассказал твою историю одной девушке.

– Правда?

– Она спросила меня, почему я тебя не убил.

Учитель засмеялся снова.

– Но когда я рассказывал, я задался сам вопросом… почему ты не уничтожил их? Захватчиков, убийц, – Мастер снова отхлебнул чай. – Тех, кто разрушил всё, что тебе дорого.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза