Читаем Жизни и реальности Сальваторе полностью

Сегодня Мастер решил перед работой пройтись вдоль побережья. С утра город казался свежее: меньше пыли вздымалось колёсами паромашин, дирижабли ещё не поднялись в небо, и даже завод ещё не запустил систему громадных шестерней. Из воды выпрыгивали рыбы, с надеждой глядя на Мастера круглыми глазами; он пожалел, что не прихватил с собой хлеба.

Вскоре его догнал Матео верхом на велосипеде, в спортивной шапочке и без куртки.

– Не холодно? – хмыкнул Мастер.

– Пальто в стирке. И чито это мне должно быть холодно? Я на велосипеде, …!

– Язык с мылом мыть заставлю.

– Ой отвали, Нуэстро, я не на работе!

– Зато я почти. – Мастер глазами указал на возвышавшееся над рекой здание Института. Матео закатил глаза, высказал своё полное недовольство и, обогнав Мастера, припарковал велосипед.

– Какой-то ты сегодня весёлый, Мастер, – заметил Игла. Хотя Мастер пришёл достаточно рано, тот уже сидел за компьютером, и явно давно. Мастер приветственно махнул рукой. – Придумал, как избавиться от Чёрного Человека?

– Конечно, – отмахнулся Мастер. Поглядел на кушетку, откуда ещё вчера унесли мёртвую женщину. Снова отмахнулся. – Что сидишь, Игла? Всё по плану, по плану, не расслабляемся.

Игла с сомнением поглядел на него, но вернулся к компьютеру.


В этот раз Мастер сразу оказался в коридоре. Длинном коридоре, ведшем в четыре стороны света.

– Указатели есть? – спросил он у Матео.

– Ни черта.

Мастер пошёл прямо.

Вскоре коридор оборвался, и Мастер оказался на арене цирка. Зал был полон зрителей; их крики оглушали Мастера: Матео что-то сказал, но он так и не понял, что. Под ногами пружинило жёлтое покрытие, похожее на поролон; длинный усатый мужчина в расшитом блёстками костюме сделал приглашающий жест в сторону невысокой тумбы. Мастер, помедлив, сел на неё; мужчина нахмурился и щёлкнул хлыстом куда-то в сторону. Озадаченный, Мастер встал на тумбу.

Зрители зааплодировали.

– Не явился? – спросил Мастер, окидывая взглядом массу зрителей.

– Нет, не видно.

Перед Мастером возник обруч, обёрнутый цветной бумагой. Дрессировщик – несомненно, это был он, – сделал руками несколько «магических» пассов и поджёг его. Огонь побежал по бумаге; дрессировщик снова щёлкнул кнутом. Матео хохотнул:

– Да ты тигрь!

Мастер не нашёл ничего лучше, кроме как прыгнуть.

Он пролетел метра два до обруча и пересёк огненную черту.

По ту сторону оказалось пусто. Разноцветные огни погасли; только раскачивался висевший в воздухе огненный обруч.

Мастер снова отправился в коридор.

– Явился наш скотина, – сообщил Матео и прикрикнул в сторону: – Ты не на меня смотри, ты в монитор смотри!

– Понял, – сказал Мастер и открыл первую же дверь.

За ней был тёплый осенний вечер; в открытое окно влетали светлячки, шелестели крыльями мотыльки. Печально кричала какая-то ночная птица; почти человеческим, женским голосом.

У окна стоял человек, и в руке у него был зажат окровавленный кинжал. На полу, запрокинув голову, сидел Матео и глядел слепыми раскрытыми глазами в потолок. Под ним расползалась чёрная лужа.

Прежде, чем человек у окна опомнился, Мастер выстрелил в него из материализовавшегося в руке пистолета. Хлопок – человек коротко вскрикнул – пропал.

Мастер стоял, глядя в лицо мёртвому Матео, и не мог заставить себя отвернуться.

Словно это и было единственной реальностью.

– Эй, Нуэстро, – в ушах прозвучал голос Матео. – Не стой так, а?

– Он давит на страхи. Научился подключать мои… воспоминания, – Мастер ударил кулаком по столу, и тот перекосился. Мастер остановился, тяжело дыша, глядя в лицо мёртвому другу.

Матео помолчал.

– Знаешь, Нуэстро… ты не должен обвинять себя. Ты же знаешь, ты ни за что не остановил бы меня. Не тот ты. Не того меня.

Мастер нервно прошёл от стола к окну.

– Я должен был… не отдаляться. Остаться рядом. Показать, куда ты движешься. Это произошло из-за меня. Матео… я должен был хотя бы попытаться.

– Но это произошло, без «бы».

– Да.

– Тогда ты должен поступить, как тогда.

Рот Мастера страдальчески скривился. Он оглянулся на труп Матео; кивнул и взмахнул рукой.

Матео медленно поднялся на ноги, и молча воззрился на Мастера.

В его глазах не было ни мыслей, ни эмоций. Как у орудия.

– Именно этого я и боялся, – произнёс Мастер, глядя в пустое лицо.

– Тогда или сейчас?

– Тогда. Что… не удастся тебя оживить. Что ты станешь зомби. У меня тогда совсем не было опыта…

Мастер замолчал.

– Не стал, – проворчал Матео. – А зря. Меньше было бы проблем. И вовсе у меня уши так не торчали, не надо мне тут.

Мастер пригляделся – и с облегчением рассмеялся:

– Верно. Но знаешь, ты мог бы и лучше распорядиться своим шансом. Женился бы хоть, что ли…

– Размечтался, Нуэстро. Давай-ка найди мне неживую невесту, тогда и поговорим.

Мастер двинулся к выходу, а мёртвый отправился за ним.

В коридоре их ждала толпа – ярко одетая, радостная, из цирка; встретила Мастера овациями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза