Жонглёр

Вечером в переполненном зале фольксраада[35] царило оживление, как в театре за несколько минут до подъёма занавеса. Удивительное дело, но почему-то именно в эти минуты всегда находятся несколько человек, которым срочно и безотлагательно необходимо переброситься парой фраз с кем-то из знакомых. Они вскакивают, на всех парах несутся через весь зал, создавая ощущение полной никчёмности всего мероприятия. Теперь Евгений Яковлевич уже отстранённо смотрел на эту суету. Наконец все застыли и наступила тишина. К креслу на возвышении грузно направился председательствующий генерал Лукас Мейер. Но его перехватил генерал Смуте, наклонившись к нему, что-то шепнул, указав на Максимова. Мейер, расплывшись в улыбке, направился в его сторону.

– Мне радостно фехтгенерал, что вы почтили своим присутствием наше уважаемое собрание! – сказал Лукас и протянул ему руку.

– Для меня это высокая честь, которой я никак не ожидал удостоиться, – ответил пожатием на пожатие и комплиментом на комплимент Максимов.

– От себя лично, от лица своих товарищей и всего нашего уважаемого собрания выражаю вам, фехтгенерал Максимов, глубочайшую признательность за те несравненные услуги, которые вы оказали нашей стране, защищая и проливая за неё свою кровь.

– Мои заслуги ничтожны по сравнению с теми тягчайшими страданиями, которые выпали на долю вашего народа!

– Ответ настоящего героя. Виват! Ура! – торжественно и тихо произнёс Лукас Мейер.

Над залом полетело мощное и раскатистое «Ура!», подхваченное сотней восхищённых голосов.

– Вы один из самых храбрых людей в Трансваале и весьма даровитый предводитель воинов, – целуя его в щеку, вечером на званом ужине заявила жена Луиса Боты Анни. Гости, стоя, искренне аплодировали её словам. Максимов смутился до чрезвычайности.

К сожалению, это было последним радостным событием для него в Африке. Через несколько дней на борту французского парохода «Жиронда» он отплыл из Лоренцу-Маркиша в Марсель, чтобы оттуда отправиться на родину.

А площадь, которую во время дождя обозревал Евгений Максимович, через много лет настолько изменилась, что на ней водрузили его конную статую. И здесь чугунный всадник рвался в бой. Так буры выразили благодарность смелому русскому. Но он, к сожалению, об этом так никогда и не узнал.

Декабрь 1901 года. Окрестности Габорне

Ножи входили точно в середину круглого деревянного спила ствола с плотным, слегка вибрирующим звуком.

– Так не честно! – возмутился Дирк.

– Ты уверен?

– Да! – продолжал негодовать тринадцатилетний мальчик.

– А почему? – искренне удивился Леонид.

– Тебе двадцать два года, ножи ты кидаешь лет десять, если не больше. Я должен был кидать с пелёнок, чтобы добиться таких результатов.

– Так что тебе помешало? – пряча улыбку, спросил Леонид.

– Да так… всякие обстоятельства.

– Тогда зачем спорил?

Вопрос поставил спорщика в тупик. Он глубоко задумался, казалось, что слышно, как крутятся знаменитые шарики и ролики у него в голове. Наконец, по его мнению, выход был найден.

– Зато я стреляю лучше. Может, пальнём?

– Э-э, нет, я не такой дурак. Я тебе сразу проиграю. Я стреляю год, глаза старые, руки не гнутся, ноги ходят ходуном, – шутливо стал причитать Леонид. – А ты, наверное, ещё в колыбельке лежал рядом со своим «Маузером»?

– Не, до этого был дедовский «Пибоди-Мартини». Зато я освоил твой фокус с монеткой.

– Покажи! – потребовал Леонид.

Мальчик недовольно засопел. Понятно, монетки у него сейчас не было.

– Возьми мою, – одним движением вытащил денежку Фирсанов.

Мальчик весело подкинул монетку, поймал левой и со звоном хлопнул по тыльной стороне правой. Она тут же «ожила» и, обтекая пальцы, вращаясь с ребра на ребро, пробежала по руке.

– Молодец! – похвалил Дирка Леонид. У парня от удовольствия порозовели уши.

Несмотря на разницу в возрасте, они сразу сошлись. Поскольку в обычной жизни Дирку часто влетало за мелкие провинности, то он сразу потянулся к разжалованному. Что не говори, а всё же родственная душа! Даже временный крах «карьеры» не помешал Фирсанову оставаться хорошим и компанейским человеком. А Дирк, наслушавшись легенд о «счастливчике Лео», вился ужом вокруг этого загадочного для него человека. Его тянуло к нему как магнитом.

При первой же возможности Дирк всегда изыскивал способ прийти к нему. Фокусы, безусловно, потрясли невежественного Дирка, но умение владеть ножами подняло и без того прочный авторитет Фирсанова на небывалую высоту. Дирк от природы имел очень живой ум и отсутствие мало-мальского образования не мешало ему делать фантастические в своём невежестве выводы, а потом упорно их отстаивать. Он относился к категории заядлых спорщиков. Таким важен процесс, а не результат.