Скоротечный бой принёс свободу всем заключённым. Правда, у одного пуля застряла в животе, а четверо уже прогуливались по облакам. Их тела тёмными мешками лежали в бурой пыли. Побег дался дорогой ценой.
Переведя дух, первым делом убрали с дороги трупы английских солдат и бросили в высокой траве. Даже не стали ни забрасывать ветками или присыпать землёй. Так гиены и грифы быстрее найдут свою добычу и разнесут по округе остатки дармовой трапезы. Так что к следующему утру вряд ли кто найдёт хотя бы косточку. А четыре неглубокие могилы спешно вырыли штыками подальше от дороги. Наспех предали товарищей земле и торопливо прочитали молитвы. Обряд был исполнен и теперь надо было думать о живых.
Двое подхватили раненого под руки, а один собрал всё оружие. И освобождённая группка кинулась к темной полоске леса на горизонте.
Сначала по легиону поползли недобрые слухи, что один из отрядов небольшого командо попал в засаду и англичане положили всех. Позже появился оборванный и сильно измождённый старый Як Йенсен. Он подтвердил слухи и сказал, что убили всех, кроме него. Он притворился мёртвым, это его и спасло от расправы англичан. Правда, потом выдавил из себя, что пять или шесть человек пленили, среди них его сын Йен. Як шёл, лишённый ружья и еды, почти десять дней. Ещё бы чуть-чуть – и он бы умер, но жажда мести за своих сыновей не позволила ему просто так сдохнуть. Старика направили в госпиталь, от него Софья узнала, что одним из пленных был и Фирсанов.
Поначалу она обрадовалась! Леонид жив! Но потом чуть не сошла с ума от горя. Плен не сулил ничего хорошего. Бывалые люди говорили, что повезло, если он в тюрьме, а если в концлагере? О них среди буров ходили чудовищные слухи. А могли сразу отправить в Индию на каторжные работы. Но в любом случае – это жизнь. Боевые действия вот-вот прекратятся, будут подписаны какие-никакие мирные договоры. И его можно будет пытаться вызволить из плена. Но этим надо будет заниматься уже из России. У Леонида отец известный в Санкт-Петербурге адвокат! Он непременно что-то придумает и сделает. А версия, что Фирсанова могли сразу же расстрелять, ни Софьей, ни другими просто не рассматривалась. Он же счастливчик! Жив и точка!
И тут пришло письмо из Санкт-Петербурга. Адрес на конверте был написан решительным мужским почерком. Поэтому заплаканная Изъединова, которую с детства учили, что читать чужие письма скверно, всё же вскрыла конверт. Она справедливо посчитала, что никоим образом не покусится на чью-либо душевную тайну и не влезет в «дела сердечные». В крайнем случае она, наплевав на приличия («Приличия мирного времени» на войне под пулями? Здесь каждый миг может стать последним. А вдруг, не дай бог, что-то случилось с отцом?), ответит тут же за Леонида. А повезёт – появится он сам и поймёт её, и простит. Если же он не объявится до отъезда, то из Санкт-Петербурга она сообщит его отцу об истинном положении дел.