Через несколько миль после узкого моста через речку Тугеле отряд под командованием Гуго Клааса дошёл до места назначения. Холщовые верха кибиток прекратили свой заунывный подпрыгивающий танец, пыль, поднятая колёсами и копытами, стала потихоньку оседать, а люди наконец-то с облегчением вздохнули. Фирсанов, помня о своём бесславном конном переходе в начале пребывания в Африке, хмуро внешне, но радостно внутренне, согласился двигаться в обозе. Он вылез наружу и сплюнул комок красноватой грязи. Да уж! Знал бы папа, что он иногда не чистит зубы перед сном! Точно забрал бы его из этой Африки. Бесповоротно и навсегда.
Коноводы надёжно укрыли лошадей, телеги и возы в сонной лощине, скрытой от любопытных глаз. Проводники повели отряд козьими тропами наверх, в горы, которые нависали над узкой извилистой долиной, где пролегала стратегически важная дорога. Задачей отряда была установить над ней контроль на дней десять-пятнадцать. Пауза позволит получить хоть краткую передышку в боях и возможность перегруппироваться основным силам буров. Надо было во чтобы то ни стало не позволить англичанам перерезать её. Иначе – блокада или, того хуже, окружение огромного числа людей.
Когда фехтгенерал Максимов направил к нему нового русского, фельдкорнет Гуго Клаас в душе скривился. Ну зачем ему необстрелянный русский? И не важно, что он русский, в отряде их полно. Грех жаловаться – воюют они хорошо. Грамотно. Храбро. Уверенно. Иным бурам на зависть и в пример. Важно, что это – желторотик. Но ничего не поделаешь, порядки в Европейском легионе русские установили по-военному жёсткие, но только благодаря такой железной дисциплине легион выполняет поставленные задачи. Клаас по-первоначалу поворчал внутренне, но потом даже обрадовался. Он пристроил новенького в пару к другому русскому. Тот хоть и угрюмый, как горилла, но толк в службе знал. В случае чего, другие помогут. Они своих не бросают.
Максимов направил Леонида именно сюда сознательно. Отряд Клааса в основном привлекался к крупным операциям, поэтому риск для корреспондента найти роковую пулю пусть на немного, но снижался. А Семенову намеренно дали передышку после неудачного диверсионного рейда. Его многочасовое заунывное пение перепугало всех, но уже утром после рейда он вёл себя адекватно, хотя и замкнулся хмуро в себе. Красное марево, стоящее перед глазами после гибели Цыганкова, стало постепенно спадать. Снова в окружающем мире возникли иные краски. Вот только говорить ни с кем Владимир не желал. Но к нему и так в собеседники или друзья никто не набивался. Вот так, незамысловато, снова пересеклись пути-дорожки бывшего студента и художника.
Четыреста двадцать человек, прилипая к горе, поползли наверх. Владимир, как заправский бур, с лёгкостью, избегая всяческого шороха, карабкался по крутому склону. Руки проворно, сами по себе, едва касались острых выступов и рёбер скал, ноги находили устойчивое положение, а тело, подобно юркой ящерице, скользило над самой землёй. Чуть правее и ниже так же стремительно двигался Фирсанов. Уже в сумерках они тихо, как полчище пауков или тараканов, выползли на верхнюю кромку гряды и заняли позиции.
К изумлению Семенова, Леонид оказался хорошо физически подготовленным, сообразительным и малоразговорчивым. Без нужды не рисковал, не красовался и не лез на рожон. Не трусил и под обстрелом не трясся. Прилично стрелял и точно наводил на цель. Образовалась хорошая мобильная снайперская пара, которая могла скрытно действовать, как самостоятельная боевая единица, выполняя необходимые поручения. Надо отдать должное, парочка проявляла чудеса храбрости и мужества. Эх, Цыганкова бы к ним! Но…
Англичане пока не подавали признаков жизни, но они были здесь, это Гуго точно чувствовал шкурой! В этой сиреневой каше мало кто смог что-либо рассмотреть. Любой, но не Клаас. Его вечно полуприкрытые веками янтарные глаза различали малейшее движение. Иногда казалось, что произошёл он от кошек или каких-то иных ночных хищников, так хорошо Гуго ориентировался в темноте. Внезапно возникнув на почти обустроенной позиции, он едва коснулся плеча Владимира и кивнул в темноту. Там, через дорогу, на таких каменных скалах располагался враг. Семенов напряг зрение.
Темнота не была однородной. Сверху угольно-чёрное небо, на котором, как блики света на свежих сколах и гранях антрацита, вспыхивали яркие звезды. Ниже тянулась тёмно-серая полоска каменной гряды, которая зубчатой линией обозначала горизонт. Чем ниже, тем сильнее серое переходило в беспросветно чёрное. Открывался бездонный зев пропасти, из которой не вырывалось ни звука, ни лучика.
Неизвестно, сколько бы времени Владимир ломал глаза, но в это время из-за туч кокетливо выскочил узкий серп луны и брызнул вниз тусклым серебром. Явление было коротким, но достаточным, чтобы на том «берегу», в аршинах шестидесяти-семидесяти, засечь исчезновение головы. Приклад упёрся в плечо, и мушка плавно начала свой поиск.