Жонглёр

– Мне трудно сказать. Уезжая от нас, она получила прекрасную рекомендацию. Кажется, она устроилась к Трубецким. Но когда это было…

– Грустно это, проходят прекрасные годы, – ответил каким-то своим мыслям Александр Леонидович.

– Мне тоже. Я бы с удовольствием взяла её к себе. Только сейчас понимаю, сколько она вложила в меня души.

И уже у пролётки Софи, наклонившись поцеловать в щёку Фирсанова-старшего, шепнула:

– Лёнечке передавайте мои глубочайшие поклоны.

– Простите бестактный вопрос старику?

– Ну какой же вы старик, Александр Леонидович! – искренне возмутилась Софи, тем самым разрешив Фирсанову вопрос.

– Скажите, Софи, а мой сын вам хотя бы нравился?

Девушка вспыхнула, как маков цвет, и вошла в пролётку. Но, прежде чем сесть, тихо сказала:

– Я очень вас прошу, Александр Леонидович, исполните мою просьбу. – И что-то вспомнив, кинулась в сумочку. Забытое нашлось быстро. Софи протянула кусочек картона. – Вот моя визитка. Там наши адреса. Для вас и Леонида наши дома всегда открыты в любое время суток. Жду вас по-семейному, без специального приглашения.

– Гран мерси за заботу, Софи! Несказанно рад этой случайной и от того ещё более приятной встрече!

– А вы не меняетесь, Александр Леонидович! Сердцеедом были, им и остались. Жду вас и Лёню. – И уже кучеру: – Трогай, любезный.

Пролётка поехала, но Софи тут же обернулась.

– «Невский экспресс»? – уточнила красавица.

– Он самый. С февраля этого года.

– Благодарю вас!

– Я тоже!

Сентябрь – декабрь 1900 года. Претория и окрестности

На дальних склонах ожила английская артиллерия, но снаряды не долетали и ложились далеко до позиций. Это вызвало едкое хихиканье почти за каждым камнем укрытия. Заканчивалось десятидневное противостояние возле дороги и тощие запасы еды у буров. Даже редкие отлучки за провизией к обозам всё же истощили запасы провианта. Но самым страшным под палящим солнцем была жажда. Она изводила, доводила до галлюцинаций.

Прикоснувшись к растрескавшимся губам, Фирсанов вызвался отправиться за водой к Тугеле. Никто не возразил и не отпустил едкого замечания, потому что это было близко к подвигу. Склон горы, спускающийся к реке, обстреливался продольным огнём англичан, которые не ушли, а окопались на соседней горе.

Крохотный отряд водоносов вернулся без потерь. И что такое собственная усталость и сорванные ногти на пути к реке и обратно, против радости боевых товарищей? Ерунда! Ещё не остывший от похода к реке, Фирсанов принялся увлекательно, с шутками и прибаутками рассказывать об их, теперь уже кажущемся забавном, приключении.

Одновременно с ними на водопой сунулись и англичане. Но на беду, их раньше рассекретил старый вояка Фёдор Никитин и открыл заградительный огонь. Тот самый «Муромец», у которого Фирсанов, будучи корреспондентом, брал интервью. Справившись с краткой растерянностью, Фирсанов попытался занять более выгодную позицию. Но вдруг нательный крестик, который выпростался из-под одежды, за что-то зацепился и на мгновение прижал к земле. И тут же на голову брызнуло каменное крошево. Пронесло, пуля прошла на ладонь выше. Двумя выстрелами Фёдор положил двоих англичан, а остальные обратились в бегство.

– Ишь ты! Как ангел-то старается, – присвистнул Никитин.

– Какой? – ещё не осознав произошедшего, спросил Лёня.

– Твой ангел-хранитель. Если бы ты приподнял головёнку, то пуля аккурат между глаз и застряла, а так… цел и невредим. Везунчик! Надо тебя держаться.

Фирсанов достаточно умильно показывал, как скакали по горам англичане, а Никитин при этом, скромно потупив глаза, как будто он к этому не имел отношения, усмехался в свои густые висячие усы.

Свежая вода лишь на немного ослабила пытку солнцем. Скалы накалились сильней, чем каменка в бане. На них и впрямь можно было пожарить яичницу или кусок мяса. Но в этой ситуации ни яиц, ни мяса, а тем более яичницы с беконом не было и не могло быть.

К жажде стал добавляться изматывающий голод, и если бы не папиросы из портсигара Гучкова, который был здесь вместе со всеми, то стало бы совсем скверно. Особо жадные до курева отползали от позиций метров на сорок-пятьдесят вниз, ложились по одному, спрятавшись за обросшими мхом камнями, с удовольствием смолили. Пары делали это молча. Все невольно вспоминали незадачливых английских курильщиков. Неписанный закон: третий – не прикуривает, входил в войсках во всё большую силу. В горах, странное дело, голос разлетался по неведомым маршрутам. Можно было не услышать сказанного соседом, а до снайпера, за десятки метров, мог долететь любой шум. Шутки увяли, а байки сошли на нет.

Бездействие обеих сторон не могло длиться вечность. Клаас прекрасно понимал, что лобовое нападение на англичан, имеющих существенный перевес в численности и вооружении, его оголодавшее войско не осилит. Поэтому не предпринимал активных действий, отдавая инициативу противнику. У буров была выгодная оборонительная позиция, когда бриты поднимутся в атаку, вот тут они вдоволь наедятся и напьются бурского свинца.