За несколько секунд до остановки повозки он пришёл в себя. Их выбрасывали из фургона, запряжённого парой тщедушных лошадёнок. Выгрузив, подвели к большой толпе женщин, подростков и стариков, которые были так же крайне измождены долгой и нелёгкой дорогой. Некоторых стариков приходилось поддерживать под руки. Иначе бы они упали своим же под ноги. Все застыли перед огромными деревянными воротами, от которых в обе стороны начинался бесконечный, гладкий деревянный забор. За ним виднелись ещё две линии высоких дощатых оград.
За заборами, разрывая душу пронзительным скрипом, судя по всему, открылись сначала одни ворота, за ними – вторые. Когда перед измученной толпой раскинули створки главных ворот, то лагерь предстал во всей красе перед теперь уже пленными. И их охватило мертвенное оцепенение. И каждому показалось, что ворота до неба, а сами они не больше муравья. Так выглядела дорога в ад.
Застывших людей англичане выводили из ступора ударами прикладов и шомполов. Чтобы ускорить движение, конвоиры подстёгивали толпу громкими криками, которые смешивались со стонами и плачем. Образовалась давка. Задние наседали на передних, те падали: кто от бессилия, кто-то – наступив на полы длинной одежды. Перед Семеновым оказалась во всём этом безобразии удивительно опрятно одетая девушка. Шаг – и она стала падать, оступившись в малоприметной рытвине. Караульный замахнулся винтовочным шомполом. Мгновение, и на коже «чистюли» взбух бы уродливый багровый рубец. Но Владимир среагировал почти инстинктивно, подставив свою руку. Хорошо, что удар «удачно» пришёлся на мягкие ткани, а не раздробил кости. Но его все равно обожгло огнём от плеча до самых кончиков пальцев. Сдержать стон не удалось. Выпрямившись, девушка на секунду обернулась и благодарно улыбнулась. Толпа внесла их на территорию концентрационного лагеря, хотя это сочетание слов пока мало кто знал.
За тремя кольцами оград внутри пространства, лишённого любой растительности, рядами стояло множество круглых палаток. Так, что издалека могло показаться, что это всего лишь летний бивуак съезда бойскаутов со всей округи. По периметру ближнего к палаткам забора, на равном удалении друг от друга, находились дощатые будки, приподнятые над землёй. Днём они спасали английских солдат от палящего солнца, а ночью… Ночью военнослужащие доблестного Объединённого Королевства всячески глумились над беспомощными пленными. Таким образом солдаты приучали «дикарей» ко всем плодам и достижениям своей «цивилизации». Офицеры смотрели на это сквозь пальцы.
Основным контингентом лагеря были согнанные со своих земель немощные старики, подростки двенадцати-пятнадцати лет и женщины. Попадались те, кого взяли целыми семьями. По многочисленным ссадинам и кровоподтёкам было ясно, что никто не явился сюда добровольно.
Мужчин боеспособного возраста почти не было. Единицы содержались отдельно и их небольшими партиями постоянно отправляли куда-то из лагеря. По слухам – на каторжные работы в Индию. Только безобразной работой военной бюрократической машины можно было хоть как-то объяснить, почему Владимир попал сюда, а не сразу пошёл по этапу. Но всё равно, его ждала та же участь.
Кормили один раз в день какой-то гнилой дрянью. После первого же глотка этого гнусного варева желудок Владимира отозвался резким жжением и болью. В глазах потемнело и сознание опять стало уходить. Владимир упал на землю и скрючился в позе эмбриона.
– Я в сотый раз вам повторяю, – Александр Николаевич Шульженко сидел голый по пояс в перевязочной на табурете и жестикулировал здоровой рукой. Сестра Софья колдовала над повязкой. Перед штабс-капитаном на корточках расположился Фирсанов, – зафитилив заложенный заряд, мы стали подниматься с разных сторон мостового полотна для эвакуации. Когда я понял, что на дорогу я вышел уже один, то немедленно вернулся. В этот момент произошёл подрыв, который мог послужить причиной гибели Семенова. А мог и не послужить. Мои заряды были направлены под мост. Объективных причин к задержке Семенова не было. Я пытался его найти, но получив ранение, отошёл к своим. Всё.
– Ну почему он… – Фирсанов попытался снова задать один и тот же вопрос, Шульженко дёрнулся.
– Леонид Алексеевич, покиньте, пожалуйста, перевязочную, а то я не могу завершить свою работу. – Изъединова это сказала таким ледяным тоном, что Леонид поднялся и, махнув рукой, вышел.
Крохотная мысль никак не укладывалась у него в голове: почему до сих пор ничего определённого о судьбе Владимира неизвестно? Если он, не дай бог, погиб, то надо служить заупокойную. Дать успокоение его душе. Если жив, то необходимо его искать, искать и искать. Третьего не дано. Хотя у Тугеле сейчас уже англичане.