Жребий изгоев

– Кто таковы?! – бросил он высокомерно, даже с вызовом. Нет, не были трусами северские вои. Да и то сказать, на степной-то меже проживая – какая трусость? Тем более, служба их в том и есть, чтобы от чужаков свою землю стеречь.

– Мы сами по себе! – немедленно откликнулся Корнило, и Несмеян внутренне удивился – про что это он? – Просто едем мимо!

– С оружием через нашу, северскую землю?! – недобро усмехнулся северской старшой. – Куда это – мимо?!

– В кривскую землю едем!– с каким-то досадливым нетерпением ответил Корнило. – Можешь с нами поехать и поглядеть, что мы ни единой вашей веси не тронем!

– Да чего с ними рассуждать?! – бросил кто-то рядом с Корнилой весело и с какой-то злостью. – Повязать, да и дело к стороне. После отпустим!

Северской старшой чуть вспятил коня, но было поздно – из чапыжника уже выступили Ростиславли вои с напруженными луками, и стрелы хищно глядели с тетив острожалыми бронебойными наконечниками.

– Всё понял? – холодно бросил Корнило северскому старшому. – Мне ваша кровь совсем не нужна, нам надо только проехать. Так что оружие не тронь – и жить будешь. Тем более никоторая опасность вашей земле от нас не грозит.

– Я должен князю про то доложить, – процедил старшой, не отнимая, однако руки от меча.

– Докладывай, – кивнул Корнило. – Нам лишняя кровь без надобности.

Шипело и трещало на костре жареное мясо, брызгало жгучими каплями кипящего сала. Пахучая медовуха тёмной струёй плеснула в чаши, запах щекотал ноздри.

– Выпей, Несмеяне, – Корнило протянул чашу полоцкому гридню.

Несмеян чашу взял, но пить не спешил, крутил её в пальцах.

– А почему ты, Корнило, северскому старшому сказал, что сам по себе? – спросил он, глядя на резко белеющий степной окоём и гадая, достаточно ли отдохнул конь. – Ай Ростиславу Владимиричу больше не служишь?

С южной окраины стана раздалось ржание коней и приветственные выкрики. Корнило глянул в ту сторону и встал.

– Славята приехал, – он усмехнулся и сказал с горечью, поворотясь к кривичу. – А князю мы все сейчас не служим… потому – некому служить. Помер Ростислав Владимирич.

Чаша выпала из рук Несмеяна, звонко брякнув о ножны меча покатилась по снегу, расплескала медовуху.

– Как? – ахнул полочанин. – Когда?

– А вот Славята тебе про всё и расскажет, – кивнул Корнило в сторону подходящего к ним высокого седоусого гридня.

– А я-то послом к вашему князю ехал, – вздохнул Несмеян, снова крутя чашу в руках. Был уже вечер, вои Славяты раскидывали войлочные шатры, собираясь ночевать в поле, палили высокие костры. Были сказаны уже почти все слова о смерти Ростислава Владимирича, про то, как отравил его приезжий грек, про то, как отказалась от Ростиславичей Тьмуторокань. Теперь Несмеяну в Тьмуторокани и делать-то было нечего, слово-то от Всеслава было к самому Ростиславу, а не к господе тьмутороканской.

– А, – понятливо кивнул Славята, но тут же переспросил, видно, чего-то всё же не уразумев. – А зачем? Посол ваш, Владей-гридень недавно только у Ростислава Владимирича был. Ай про что-то не уговорились?

– Вот про то я и должен был у Ростислава Владимирича спросить, – тяжело сказал Несмеян, глядя на Славяту исподлобья. – Видно, что-то не по-нраву стало Ростиславу Владимиричу…

– Ты это про что? – в голосе Славяты тут же лязгнуло железо, на челюсти вспухли желваки. Вмиг почуял Ростиславль старшой недоброе в словах полочанина. – Ты князя нашего не смей порочить!

– А про то я, Славята Судилич, что порубили наше посольство на Лукоморье из головы в голову, – глядя гридню в глаза, отчётливо с расстановкой сказал Несмеян. – Один только друг мой спасся, гридень Витко, ты его по Волыни ещё помнить должен.

– А Ростислав-князь тут каким боком?! – Славята уже стоял на ногах, хватаясь за рукоять меча.

– А таким, Славята Судилич! – Несмеян тоже стоял, чуть наклонясь вперёд. И меч обнажить не опоздал бы, если чего. – Порубили Владееву чадь Вышата Остромирич и Порей со своими людьми! И я не просто в Тьмуторокань ехал, а – суда над Остромиричами просить!

Славята на мгновение замер, сверля Несмеяна взглядом, потом хрипло потребовал:

– Поклянись!

Несмеян вырвал из ножен узкий острожалый нож, ткнул себя в запястье. Брызнула кровь, окропила снег, проточила ход до мёрзлой земли.

– Клянусь кровью своей и Мокошью, Матерью Сырой Землёй, и волей Перуновой и Велесовой!

– Ну, Вышата… – процедил Ростиславль старшой с ненавистью. – Ну, Вышата!..

3. Червонная Русь. Волынь. Река Турья. Красный Яр. Весна 1066 года, березень

Тропинка вильнула, и глазу открылся широкий склон холма, стекающий к реке. Ветерок приятно обвеял лицо, и Шепель ненадолго остановился – оглядеться. По всему склону, вдоль берега, протянулась весь – не меньше полутора десятков рубленых изб. Весь немаленькая. Красный Яр.

Шепель весело прищурился, отыскивая знакомый дом, в котором не был полгода. Сосну во дворе вой заметил издалека, и сердце вдруг стукнуло невпопад.

Вечерело, солнце уже задевало краем тёмно-зелёную стену бора на том берегу Припяти, и Шепель поторопил коней.