Жребий изгоев

– Это здешний кирпич, – снова пояснил Корец. – Его не обжигают на огне, а сушат на солнце. Сырец.

Наконец, Заруба коротко выругался, сплюнул на землю – прямо под копыта коню.

– Ну! Чего ждём-то?!

Улица вилюжилась стойно лесной тропе.

– Куда-то мы не туда заехали, – Шепель тревожно озирался по сторонам.

– Ничего, – Заруба поморщился. – Хоть место здесь – для засады в самый раз.

– А невелик город-то, – бросил кто-то из воев. – Киев наш побольше будет. Да и Новгород.

– Да и Тьмуторокань, – поддержал Шепель – опричь Тьмуторокани и Корчева ему пока что не доводилось видеть иных городов.

Чёрно-пёстрая змея с шипением скрылась в бурьяне у стены.

– Поберегись, браты, – вполголоса остерёг Шепель. – Тут змей побольше, чем на Руси.

Улица вдруг распахнулась широкой площадью. Наверное, когда-то тут шумело торжище – у самых ворот здешнего детинца.

Всадники снова остановились.

Каменная стена детинца выщербилась, зияла провалами и обваленными зубцами. В залитых солнцем развалинах стояла какая-то жуткая, неестественная тишина.

В носу свербело от сухой горьковатой пыли и полынного запаха. Заруба громогласно чихнул, и из чёрных провалов в стенах вдруг с пронзительным гамом вырвалась стая воронья и галок. Вои невольно пригнулись к конским гривам. Кони храпели, приплясывая.

– Кто же тут жил-то? – спросил Заруба, всё ещё глядя на косо обломанные клыки крепостных зубцов снизу вверх и не зная, что сейчас повторяет слова своего князя.

– Козары, – нехотя ответил Корец. – Те ещё…

Он не договорил, но все поняли и так: те ещё – это ещё до Святослава Игоревича…

– А где они живут сейчас? – Заруба всё ещё не опомнился.

– Их больше нет, – сказал Корец, толкая коня каблуком и въезжая в ворота детинца. – Только кое-где…

Он не договорил – от его слов повеяло жутью.

– А куда же они девались? – недоумевающе спросил Заруба. – Неуж их наши истребили?

– Ага, – отозвался Корец. – И наши, и печенеги, и угры, и торки… Козары рабами торговали по всему Югу… вот и…

– Мой пращур тоже здесь воевал, – сказал негромко Шепель, озираясь по сторонам.

– А на кого мы тогда в поход-то идём? – удивился всё-тот же вой.

– Эти козары другие, – пояснил теперь Корец и, сам окончательно запутавшись, умолк.

В крепости тоже было пусто – только блеснула из пролома в стене зелёными глазами дикая кошка и, шипя, скрылась.

Кони настороженно фыркали, косясь по сторонам.

Шепелю вдруг стало страшно – из каждого пролома, из каждого оконного проёма, из каждой бойницы в крепостной стене на них глядело Прошлое. Славное, теперь уже почти позабытое. Глядело, шептало в уши, таилось в зарослях бурьяна. Раздвинь их – и увидишь. Ржавый обломок меча или наконечник стрелы, пожелтелый от времени череп с пробитым лбом… Шурша чешуёй, выползет из глазницы змея и, стремительно мелькнув длинным и юрким чёрным или пёстрым телом, скроется в бурьяне. Прошлое дышало за плечом, словно напоминая о себе, словно молча говорило: мы были! Примерь-ка на себя наши дела, прежде чем кричать, что тоже витязь.

Из крепости выбирались молча, словно шли по давным-давно заброшенному жальнику.

Козары не стали на брань с Ростиславом. Сметя силу, приведённую князем на Терек и, невзирая на подошедшие к ним подкрепления горских князей, отступили и начали пересылки гонцами.

Сговорились на третий день – козарские князья обязались отступить от набегов на алан и дозволяли тьмутороканскому купечеству свободный проезд, невзирая, что Ростислав был с Тьмуторокани выгнан северскими князьями. Никто из козар про то и не вспомнил – прекрасно понимали, что беглый князь от своего не отступит.

Так и не ополонясь, Ростиславля рать двинулась обратно. Вои поварчивали – не добыли ни полона, ни зипунов, к чему и поход был. Таким ворчунам Славята веско сказал, словно гвоздь забил:

– Велик воитель, который без боя своего добиться может.

Шепель молчал – понимал, что он пока ещё не вправе подавать голос, хоть и не отрок уже. Мотал на ус. Усы у него уже росли, хоть и жидковаты ещё были.

[1] Хвалынское море – древнерусское название Каспийского моря.

4. Троянья земля. Тьмуторокань. Лето 1065 года, червень

Сухая солоноватая пыль вилась в воздухе, тонким слоем оседала на плащах, шапках и доспехах. Хотелось пить.

Ростислав Владимирич бездумно нашарил на поясе кожаную флягу и поразился её лёгкости. Встряхнул – так и есть, пустая. И когда всё выпить успел? Князь оборотился – у кого бы воды спросить…

Шепель тут как тут – постоянно крутился парень у князя на глазах, памятуя свой успех на Кубани.

– Что, княже? – мгновенно спросил он без всякого угодничества – как равный у равного, у первого среди равных.

– Да пить, – князь беспомощно усмехнулся и снова покачал пустой флягой. – Сгоняй в обоз, что ли?

– Не, – отверг весело Шепель, отцепляя свою флягу от пояса, и на недоумённый взгляд Ростислава пояснил. – Долго же…

И протянул флягу князю.

– А ты чего же, не пил, что ли? – удивился Ростислав Владимирич, принимая тяжёлую и даже сквозь вощеную двойную кожу холодноватую флягу.