Жребий изгоев

– Да нет, – Шепель засмеялся; блеснули на смуглом лице белые зубы. – Я её уж второй раз наполнил – солоно больно. Всё время пить тянет, хоть и привычный я – у нас на Дону об эту пору тоже жарковато. Однако же не так…

Князь усмехнулся и глотнул – вода была холодная и свежая, мало того – ещё и вином подслащённая, несколько капель всего, а всё же. Вновь подивился:

– Да где же ты воды такой набрал-то? Неуж в обозе в бочках такая холодная?

Шепель фыркнул.

– Откуда им, – вой смешно сморщил нос. – Она уж почти что затхла у них. Тут неподалёку меж камней родник есть. Случайно сыскался.

– Неуж там вода с вином течёт? – князь нарочито зловеще сощурился – паренёк его забавлял. Добрый вой когда-нибудь будет, если раньше шею себе не свернёт.

Шепель расхохотался – притворный княжий гнев его не пугал ничуть, равно как не напугал бы и настоящий.

– Это мне обозные воду подсластили за то, что я им родник этот показал раньше иных. Ну, после нашего десятка, конечно…

Провор, – одобрительно подумал князь, прямо-таки любуясь воем. – Этот нигде не пропадёт, хоть и холопства в нём – ничуть, днём с огнём не сыскать. Добрый народ здесь в степи живёт… Ни под козарами не сломились, ни под печенегами…

Князь отпил ещё и протянул флягу Шепелю.

– Оставь, княже, я себе ещё достану, – вой чуть смутился. Но князь только покачал головой:

– Так не пойдёт, вой.

Вытащил свою флягу, шитую серебряной перевитью, отлил в неё половину и снова протянул вою. Свою флягу, княжью. Тот замотал головой чуть даже испуганно.

– Бери, говорю! – Ростислав повысил голос.

Шепель послушно взял и молча отъехал чуть посторонь, слегка испуганно косясь на князя. Ростислав чуть усмехнулся уголком рта – стесняется парень, как бы его свои дружинные не зазрили, что мол, милостей княжьих ищет.

И снова отпил – сушь донимала. Тут, на Полуострове, мало кто сухой дорогой к Тьмуторокани ходит, а уж ратями – и подавно. Какой смысл – с суши осадой город всё одно не взять. Да и с моря тоже. Только изгоном. Или вот как он, Ростислав – когда свои люди в городе есть.

И Святослав Игоревич, прапрадед, Тьмуторокань изгоном взял, с моря и суши враз. Ну он мастер был на такие дела. Не зря же Барсом прозвали…

Глаза, разъеденные потом и пылью, вдруг различили вдали, у самого окоёма какое-то шевеление. Ростислав протёр глаза, поморгал, стряхивая с ресниц соль. Всё одно видно было плохо.

Он покосился на воев – ближе всех опять-таки был Шепель, хоть и старался изо всех сил напустить на себя важный вид. И тоже вглядывался во что-то, что шевелится на окоёме.

– Шепель! – окликнул князь. На сей раз вой отозвался не вдруг. Пришлось повторить, возвыся голос. – Шепель! Чего видишь там?

– Да вроде как всадники какие-то, – неуверенно ответил вой, всё ещё щурясь и прикрывая глаза от солнца.

– Вроде, вроде, – передразнил князь. – А если не вроде?

– Дозволишь разведать, княже? – парень коротко хмыкнул и, не дожидаясь дозволения, сорвался вскачь. Кричать что-то вслед было бесполезно, и Ростислав подозвал Славяту:

– Воротится – накажешь его как следует. После похода.

Гридень только согласно кивнул. Парень и ему нравился, не только князю, а только больно уж своеволен – год в княжьей дружине, пора бы и навыкнуть к послушанию. Рановато его сразу в вои приняли. Да и давешняя выходка с касогами сошла с рук, так и возгордился.

Ждать пришлось недолго – Шепель возвращался, скакал-стелился по степи, и солёная пыль клубилась на ветру серым плащом за спиной. Подскакал ближе, осадил коня.

– Гонцы, княже! От тысяцкого Колояра Добрынича.

Он наткнулся взглядом на суровый взгляд Славяты и торжества в нём несколько поубавилось.

– Добро, – кивнул князь и снова всмотрелся в шевелящиеся на окоёме тени, в которых теперь и он сам хорошо мог разглядеть всадников.

А гридень, меж тем, ласково поманил Шепеля к себе пальцем.

– А ну-ка, голубь, отъедем в сторонку.

Отъехали – и Шепель ощутил у своего носа увесистый кулак старшого.

– Видел? – осведомился Славята.

– Ну, – буркнул парень, мрачнея.

– Хрен гну! – рыкнул Славята так, что конь под ним заплясал. – Ты чего это взял за побыт без приказа куда ни попадя соваться? Думаешь, один раз с рук сошло, так и дальше то же самое будет?!

Шепель молчал. Да и что говорить-то – гридень был кругом прав.

– Пока я здесь старшой – так не будет! – припечатал Славята. Перевёл дух и закончил. – Воротимся в Тьмуторокань – три дня будешь на поварне княжьей репу чистить и помои вывозить. И навоз с конюшни. А ещё раз такое выкинешь – из воев в отроки сгоню к упырячьей матери. Благо, молод ещё… Всё понял?

– Всё, – смиренно ответил Шепель, опустив глаза, чтоб не выдать опять нахлынувшего щенячьего веселья – он думал, наказание будет строже, боялся – из дружины вовсе выгонят. – Спаси бог за науку.

Славята молча отворотился и двинул коня следом за князем, а Шепеля смачно приложил кулаком меж лопаток обычно угрюмый вой Заруба:

– Докрасовался перед князем-то? – и, не дожидаясь ответа, добавил. – Перед девками красуйся в Тьмуторокани. А князь наш того не любит. На бою – иное дело…