Жребий Кузьмы Минина

А оно было не велико, но и не мало. С прибывшим из Литвы пополнением насчитывалось в нём двенадцать тысяч человек. Тут были опытные воины. Только в шляхетских хоругвях вместе с наёмниками их число превышало четыре тысячи. Гетмана во множестве подкрепляли удалые стойкие черкасы. К нему должны были примкнуть и те три тысячи поляков и литовцев, что под началом Миколая Струся и сапежинского полковника Будилы держали осаду в Московском кремле.

Всего набиралось пятнадцать тысяч.

В большей своей части войско состояло из подвижных конных рот, что и ценно при нападении. Пехоты было в меру — полторы тысячи: восемьсот польских и литовских копейщиков у Невяровского, четыреста венгров у Граевского, сотни ливонских немцев у самого гетмана и несколько десятков ландскнехтов у князя Корецкого. По словам последнего, любой его жолнер стоил полусотни русских стрельцов, не знавших немецкого строя и не владевших длинным копьём.

Впрочем, все паны полковники невысоко ценили воинские достоинства московитов. Разгоняя ватаги шишей, схватываясь со служилым и посадским людом при захвате малых городов, занимая пустующие крепости, они познали лёгкий успех. Ещё не стёрлось из памяти, как славно было гонять по дорогам обездоленных безоружных мужиков и запуганных баб. Московитов всегда было больше, и они всегда оказывались слабее. Панство затвердило прочно: русское войско вконец изничтожено под Клушином, самый крепкий щит московитов — Смоленск безвозвратно взят, Москва сломлена. Оставалось только подмести да подчистить.

Сам невысоко ставя русскую силу, Ходкевич всё же предостерёг полковников от самонадеянности. Ему-то уже довелось прошлой осенью, несолоно хлебавши, отступить от московских стен, а зимою изрядно поглотать угарного дыма на постое в крестьянских халупах.

Сообщая о порядке передвижения полков при подходе к Москве, гетман пристально взглядывал то на одного, то на другого военачальника. Словно уверялся в надёжности.

С невозмутимостью всё познавшего вояки разглаживал пышные усы надменный Корецкий.

Внимательно слушая, склонил крупную бритую голову с заправленным за ухо длинным оселедцем Зборовский. Тот всегда сам себе на уме, не допустит, чтоб его черкасы были в чём-то ущемлены.

В задумчивости постукивал пальцами по рукояти сабли молодцеватый Граевский. Он любит быть впереди.

Как беззаботный гуляка, рассеянно оглядывал голые стены Млоцкий. Анджею скучны разговоры.

Готовность была в преданных глазах Величинского.

Словно вкопанный стоял крепкий и надёжный Невяровский, который никогда не терял присутствия духа. Он сражался под рукою Ходкевича ещё при Кирхгольме, семь лет назад. Вволю они тогда намяли бока королю Карлу, что пытался досадить их Зигмунду, ставшему из протестанта католиком. Всего с четырьмя тысячами удальцов Ходкевич в пух и прах разгромил одиннадцатитысячную армию противника, потому и заслужил по праву булаву гетмана великого княжества Литовского. Усладно было вспоминать громкий успех, и близость старого боевого товарища радовала Ходкевича — на Невяровского можно было положиться, как на самого себя.

Крепко надеялся гетман и на неустанного в походе и бою Зборовского. Прочих он особо не выделял, считая ниже всех Корецкого, который не отличался ни твёрдостью, ни отвагой. И всё же Ходкевичу нечего было обижаться на фортуну: рядом с ним был цвет рыцарства Речи Посполитой.

Молчание панов полковников, ни в чём не возразивших гетману, пришлось ему по нраву. Панство признало полную его власть и право поступать, как он пожелает. Ни в чём ином опытный Ходкевич не нуждался. Всё теперь должно было складываться удачно.

Гетман вытащил из-за кушака булаву, протянул перед собой. Полковники клятвенно скрестили на ней свои буздыганы.

— Аудацес фортуна юват[89], — исторгли пересохшие уста Ходкевича. Теперь гетман был не прочь хлебнуть студёной водицы и послал за ней гайдука, что стоял на страже у входа.

Презрев церемонность, после гетмана пили из ковша по кругу все полковники. Вода казалась необыкновенно вкусной.

Вскоре панцирные, гусарские и драгунские хоругви, казаки, пехота, покачивая над головами целой чащобой копий, алебард, бунчуков, прапорцев, мушкетных стволов, двигались через Вязёмы.

Главные силы не сворачивали с большой дороги, малые же отряды обтекали всё селение, сшибая с веток яблоки в обширном саду и настороженно осматривали возведённые по указу Годунова белокаменный Троицкий храм и двухъярусную о шести пролётах чудную звонницу.