Жребий судьбы

Лассен встал с кровати и прошел в ванную. Облегчился, затем смыл молочно-белые ручейки, стекающие по ногам. Расплатился он сполна, о чем свидетельствовали обостренная чувствительность между бедер и легкая боль сзади.

Рогир был ненасытен. Лассен попросил об услуге и мог предложить взамен только одно — свое тело. Рогир взял предложенное и овладел им еще дважды, прежде чем его наконец отпустило чрезмерное напряжение, которое всегда проявлялось в неуемном сексуальном аппетите. Как король когда-то и предупреждал, постель Лассена служила для него местом, где он стремился найти убежище от проблем и бремени правления государством.

Они отдыхали после последней любовной схватки и уже почти засыпали. Но тут Рогир с досадой буркнул:

— Тирд решил мускулами поиграть, а Имкаэль не счел нужным его от этого отговорить.

Лассен приподнял голову с плеча Рогира и посмотрел на него:

— Вы связались с Имкаэлем?

Тот кивнул:

— Он, разумеется, стал оправдываться, утверждая, что Тирд всего лишь напомнил веларусцам, что с Анжу шутки плохи. Почему они решили, что твоим землякам нужно напоминание, он отказался растолковать. Его сын тоже поспешил принести извинения. Посланник Кеоска уже вернулся, ему и ждать практически не пришлось — Тирд быстро настрочил ответ. — Раздраженный вздох: — Если они хотели привлечь к себе внимание, то конечно, у них получилось, хотя Верес знает, что для этого есть менее агрессивные способы. Я ведь все равно бы узнал. И ни Имкаэль, ни Тирд не могли всерьез полагать, что я одобрю такой план действий.

— Но если они оба знали, что вы не будете им потворствовать, почему продолжали блокаду? — Лассен скривил губы. — Проверяли?

Рогир невесело улыбнулся:

— Испытывали предел моего терпения при нынешних обстоятельствах, Тирд же теперь правитель Анжу. Имкаэль и его сыновья — мои ближайшие родственники, которые стоят в очереди на трон. Все же я не нахожу в себе большого сходства ни с одним из них, как, например, с остальными, да хоть с Тенрионом или Риоданом. Казалось бы, я должен любить единственного брата своего родителя и его семью сильнее всего, но это не так. Вернее, я не могу их любить.

— Да, с другими у вас гораздо больше общего, — пробормотал Лассен. — И они любят вас, просто потому что это вы, а не из-за того, что вы носите корону.

— Верно. Имкаэль же по сей день никак не успокоится, что ношу ее именно я, а не он.

— А вас никогда не беспокоило, что он может… — Лассен поколебался, затем выдавил: — захотеть отобрать её у вас?

Рогир покачал головой:

— Имкаэль зол на меня, но не настолько ненавидит, чтобы попытаться свергнуть. Все же он приходится мне дядей и правда очень любил моего абу. Несмотря на все амбиции, он мне предан.

Лассен не спрашивал Рогира о средствах, которыми тот измерял преданность своего дяди. Хотя и подозревал, что король находил достойное применение его потрясающим талантам.

Все чистокровные обладали способностью управлять дарами разума в той или иной степени. Однако далеко не многие знали, как наиболее полно ими пользоваться, некоторым просто не хватало умений. Даже среди Эссендри сила варьировалась, и не всем отпрыскам королевского дома преподавали искусство применения ментальной власти. Удивительно, но Имкаэль не был столь виртуозен, хоть и являлся принцем, который, как когда-то думали, взойдет на престол после его тогда еще бездетного брата. Лассен терялся в догадках: следствие ли это отсутствия надлежащего обучения или же герун попросту не раскрыл ментального потенциала Эссендри полностью.

— А как насчет его сыновей?

— Нет причин опасаться Махаэля или Ронуина. Но вот Тирд — темная лошадка, — признал Рогир. — Всего на несколько лет старше тебя, и последний раз гостил во дворце незадолго до твоего приезда. С тех пор я его не видел и не говорил с ним.

Вернувшись в постель, Лассен окинул взглядом своего спящего возлюбленного. Посмотрел на его расслабленные черты, казавшиеся во сне невероятно красивыми, скользнул глазами и вдоль великолепного торса. Он знал каждый дюйм этого тела. Так же, как и Рогир знал его собственное. Для короля на нем не осталось ни единого участка, который он пропустил бы, не исследовал и не отметил своей властью на протяжении их отношений. И, тем не менее, всякий раз в постели тот набрасывался на Лассена с не меньшей жаждой, чем когда он впервые взял его или окончательно лишил невинности в день тридцатилетия.

Лассен резко отвернулся, хватило одной мимолетной мысли о той ночи, чтобы в животе сладко сжалось. Праздничный ужин ему почти не запомнился, все представлялось расплывчатым, точно в тумане. Рогир неотступно следил за ним. Кажется, за столом звучали шутки, правда он не улавливал их суть, кузены короля сочувствующе поглядывали в его сторону, и к концу вечера стало очевидно, что Рогир сгорает от нетерпения. Но вот Жозель вместо вина подал ему узкий хрустальный бокал, наполненный прозрачной лазурного цвета жидкостью, и этот момент Лассен никогда не забудет.