Читаем Жрицата на змията полностью

Течението на придошлата вода го увличаше навътре. Още отдалече той загреба към брега. А сякаш не се приближаваше до него нито с метър. Сякаш се бе впуснал не в познатата му мътна Амазонка, а в друга река, невиждана, нечувана. Река от катран. Като жива. Тя протягаше невидими пипала. Теглена го към средата, към бурния талвег, който клокочеше в безредни, блъскащи се вълни. Пред погледа му светлите спирали се завъртяха все по-лудо. Ушите му забръмчаха по-оглушително. Не! Това не беше ревът на наводнението. Не бяха светкавиците. Дали щеше да достигне брега? Нима напразно се бе пожертвувал? Сега нямаше право да унива, нямаше право да се откаже от борбата, да се предаде. Вече не се отнасяше само за неговия живот. Отнасяше се и за живота на другите. Той трябваше да ги предупреди, да ги спаси. Длъжен беше! Защото беше виновен, много виновен. Изостави ги, тръгна с Фернандо, съгласи се с измамата. Дали щеше да изкупи най-сетне вината си?

Треперещите ръце размахваха греблото отмалели. Сърцето биеше до изнемогване. Нищо! От него се искаше да бие, докато стигне брега. После можеше и да спре. Чак тогава щеше да получи това право.

И ето човешката воля надделя бездушната стихия. Катранените пипала се отлепиха от лодката, отпуснаха я от смъртната си прегръдка.

Дъното заора в тинята. Камюс се изправи, претърколи се на брега. Запълзя нагоре, към тлеещата жарава. Извика. Не го чуха. Какво правеха? Умрели ли бяха?

Той се дотътра до тях. Разпъди вампирите от шията на Джексън. Бутна с ръка Боян.

— Ставай!

Боян отвори с мъка очи. Надигна се.

— Какво има?

— Пазете се! — промълви Жак. — Идва Фернандо. С шайка индианци. Иска да ви убие. Бягайте!

Събуди се и Атлиан. Скочи на крака.

— Веднага! — каза тя. — В пирогата!

Джексън отвори очи. Треската бе преминала, но бе останала слабостта. При това и вампирите го бяха изтощили напълно. Той опита да стане. Атлиан видя усилието му и го превари. Подкрепи го, преди той да залитне. Помогна му и Боян. Отведоха го до лодката и го настаниха вътре.

Когато се върнаха, завариха и Утита буден. Но и той нямаше сила да се изправи сам. Отнесоха и него на ръце, за да го настанят до Джексън.

В този миг зърнаха пирогите на Фернандо.

Атлиан извика:

— Стреляйте! Защищавайте се!

Измъкна един лък от лодката, постави стрелата, опъна тетивата. Но преди да я пусне, куршумът на бразилеца строши лъка й.

— Не мърдай! — изкрещя бандитът.

Лодките се изравниха. Нападнатите стояха беззащитни. Нямаха време ни да посегнат към оръжията си, нито да се приготвят за бой. Всичко изглеждаше загубено. Съпротивата беше безполезна.

Боян премисляше бързо. Що да стори?

Само Атлиан не се поколеба. Тя беше амазонка. Амазонката или побеждава, или умира. Не се предава жива. Тя удари с крак. Веднъж! После три удара! Един отсечен удар! Три бързи!

Зачака. Смяташе, че Кезалкохатли не я е оставил, че я следва. Предчувствуваше близостта му. Секундите на очакването течаха. Бавно, убийствено бавно.

Лодките зариха в крайбрежната тиня. Нападателите се приготвиха да скочат на брега. А Боян и девойката стояха неподвижни под прицела на Фернандовата цев.

— Пипнах те, хубавице! — изсмя се тържествуващ бразилецът. — Най-сетне!

В този миг лодката на Машингаши хвръкна във въздуха. Гребците й се изсипаха във водата, запляскаха лудо, увлечени от бързото течение. Над водната повърхност се надигнаха двете светещи зеници, извиси се огромната шия, устата засъска злобно.

Фернандо се обърна рязко. Стреля, без да се мери, напосоки. Ехото от гърмежа му още не бе заглъхнало, когато и неговата пирога подскочи. Няколко гребци паднаха във водата. Фернандо и останалите индианци се вцепиха в лодката, която се понесе надолу стремглаво, завъртя се, останала без управление, и изчезна в мрака. Анакондата я сподири разярена, побесняла, изгуби се и тя.

Настана тишина, грозна и потискаща. Утихнаха виковете за помощ на отвлечените от водата хора. Луната се показа отново и плисна върху окъпаната джунгла фантастичната си мрежа. Дъждовните капки по листата заискриха като кацнали светулки. Мътната река заблестя подобно на течно злато. От високото, от горните клони, се обадиха тъжно измокрени ревачи. Животните се размърдаха, запътиха се към водопоите. Нататък за плячка се прокрадваха и хищниците. Кайманите замучаха като стада бикове. Заквакаха гъгниво гигантски жаби. Удавеният свят отново оживя.

Боян взе да превързва раната на Камюс.

— Трябва да се махаме оттук! — изпъшка французинът. — Вие не познавате Фернандо. Той ще се върне, ще ни унищожи. Ще избие всички. Тъй рече той: „Никой, който знае пътя за Златния град, няма да остане жив! Никой! Ще го намеря в дън земя!“

На всички беше ясно. Трябваше да се махат не само поради заплахата да бъдат нападнати отново от бандита. Имаше и друго, не по-малко важно. Доналд Джексън беше отпаднал още повече. Жак Камюс изгуби съзнание от изтеклата кръв. А Утита още не се бе опомнил от тежкия удар. Все не можеше да си възвърне равновесието. Мозъчното сътресение не беше леко. Главата го болеше жестоко. И тримата се нуждаеха от грижи, от покой и лекарства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века