Читаем Жрицата на змията полностью

Най-сетне противоотровата надделя. Човешкото знание победи впръсканата от змийските зъби смърт. Атлиан усети как й става по-леко. Пулсът й се усили. Гърдите задишаха по-спокойно. Ужасните болки в ухапания крак изчезнаха. Мъртвешката бледност на лицето й се замени с прилив на руменина. Тя отвори очи, надигна се, огледа близките си, после отправи очи нагоре, към другарките си и към изумения жрец.

Не можеше да повярва.

— Жива ли съм още? — пошепнаха устните й.

— Спасена си, дете мое! — отвърна Джексън, като притисна главата й до гърдите си. — Дете мое!

А Боян покриваше ръката й с целувки.

Сред множеството се понесе шепот:

— Магьосник! Велик магьосник! Той ще ни погуби!

Атлиан извиси глас:

— Не бойте се! Баща ми наистина е магьосник, но магьосник на живота, не на смъртта…

Джексън разбра. Трябваше да използува момента, да го използува веднага, преди озлобеният жрец да се опомни.

— Аз нося живот — каза той. — Вие видяхте. Аз обещавам живот и на вашите синове. Вчера предложих помощта си на вашия жрец, но той отказа.

Тълпата зашумя. Но щом жрецът се обърна, всичко утихна.

Тогава заговори Боян:

— Ние искаме от вас само едно. Да ни пуснете. След дъждовете ще се върнем, ще доведем много жреци, още по-велики магьосници. Ще опитаме да спасим момчетата ви. Вие видяхте чудото с Атлиан.

— Вярно е! — обади се някакъв нерешителен глас. — Всеки ухапан от Свещения кротал умира.

— А аз съм жива! — намеси се бодро девойката, обхваната от надежда, че би могла да спечели своя народ, когото познаваше добре. — Както спасиха мене, така ще спасят и синовете ви.

Без да им даде възможност да се опомнят, Боян добави:

— Ето вашия жрец! Кажете пред него — изпълнявахте ли както трябва повелите на вярата, неговите повели?

— Изпълнявахме! — отвърнаха няколко гласа.

— А какво ви помогна вашият жрец? Той искаше от вас само да изкупвате едно отдавнашно престъпление. Дори да е вярна легендата за мъжеубийките, какво сте виновни вие? Защо трябва десетки поколения след това да страдат? Отговорете — каква е вашата вина?

Амазонките заговориха разпалено. Жрецът грабна едно копие от стоящата до него пазачка и го хвърли надолу. Но неумелите му ръце не улучиха.

— Млъкнете! — кресна той. — Млъкнете!

Атлиан извика още по-силно:

— Вече няма да мълчим! Ще говорим! Нека чуят всички! Нека съдят!

После се обърна към множеството:

— Сестри мои! Нима не е вярно това, което казват белите мъже? Защо трябва да страдате вечно? Без да го съзнавате, вие мечтаехте за щастие. Както и аз мечтаех. Мечтаехме, а бяхме сигурни, че няма да дойде. Та ние дори не знаехме за какво мечтаем. Помислете, и индианците, и белите имат в своите езици думата „щастие“. В Свещения език няма такава дума. Има друга — „изкупление“!

Някъде от задните редици се обади дързък глас:

— Никое същество в джунглата не живее като нас. То или живее, или умира. А ние? Ние само страдаме. Вярно е, само мъка…

Върховният жрец се обръщаше ту на една, ту на друга страна, разтреперан от гняв, стиснал юмруци, забравил величественото си държане.

— Млъкнете! — крещеше до пресилване той. — Не предизвиквайте боговете!

Укротена от погледа и жестовете на жрицата си, чудовищната анаконда се полюляваше монотонно над нейната руса глава.

Тогава пак заговори Доналд Джексън. Множеството стихна, проникнато от уважение и боязън.

— Аз съм се срещал и е други народи на света — каза той. — Не съм виждал по-смели, по-трудолюбиви жени от вас. Не знам други, които да заслужават повече от вас щастие. А вие? Понесли бремето на някакво истинско или измислено проклятие, вие само страдате безропотно. Вие не умеете да се смеете. Тук не видях нито една усмивка дори върху детските личица. Докога така? Докога впрочем ще изкупвате тази въображаема вина? А аз ви казвам — това не е никакво проклятие, а болест. Кръвта ви е болна. И ние, белите магьосници, можем да я победим. Само моята сила не стига. Трябва Да доведа и други. Както спасих своята дъщеря, така ще спасим и вашите синове. Отговорете! Аз чакам! Искате ли момчетата ви да не умират?

Десетина гласа отвърнаха дружно:

— Искаме, то се знае!

— Искате ли да израстват при вас, да станат момци, хубави здрави мъже, които няма да се крият в мрачните подземия, а заедно с вас ще работят, ще ходят на лов? Искате ли?

— Искаме! Искаме!

Той извиши още повече глас:

— Досега вие не сте били това, което е вашето предназначение. Вие не сте били жени, но винаги, без дори да го съзнавате, сте мечтали само за това, да бъдете жени. Щастливи майки на щастливи деца, вместо сурови амазонки. Любов и дом, и деца — и смях! Много смях! Това искате вие. Кажете, така ли е?

Цялата зала закънтя от невъздържаните им викове като отприщен бент:

— Така е! Помогни ни!

Застанала между баща си и любимия, Атлиан мълвеше просълзена:

— Любов… дом… деца. И смях!

Човешкото множество в залата се разлюля, зарева. Протегнаха се ръце, свити в юмруци. Надигнаха се заплашителни гласове:

— Върховни жрецо, освободи ги! Искаме синовете ни да живеят!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тайная слава
Тайная слава

«Где-то существует совершенно иной мир, и его язык именуется поэзией», — писал Артур Мейчен (1863–1947) в одном из последних эссе, словно формулируя свое творческое кредо, ибо все произведения этого английского писателя проникнуты неизбывной ностальгией по иной реальности, принципиально несовместимой с современной материалистической цивилизацией. Со всей очевидностью свидетельствуя о полярной противоположности этих двух миров, настоящий том, в который вошли никогда раньше не публиковавшиеся на русском языке (за исключением «Трех самозванцев») повести и романы, является логическим продолжением изданного ранее в коллекции «Гримуар» сборника избранных произведений писателя «Сад Аваллона». Сразу оговоримся, редакция ставила своей целью представить А. Мейчена прежде всего как писателя-адепта, с 1889 г. инициированного в Храм Исиды-Урании Герметического ордена Золотой Зари, этим обстоятельством и продиктованы особенности данного состава, в основу которого положен отнюдь не хронологический принцип. Всегда черпавший вдохновение в традиционных кельтских культах, валлийских апокрифических преданиях и средневековой христианской мистике, А. Мейчен в своем творчестве столь последовательно воплощал герметическую орденскую символику Золотой Зари, что многих современников это приводило в недоумение, а «широкая читательская аудитория», шокированная странными произведениями, в которых слишком явственно слышны отголоски мрачных друидических ритуалов и проникнутых гностическим духом доктрин, считала их автора «непристойно мятежным». Впрочем, А. Мейчен, чье творчество являлось, по существу, тайным восстанием против современного мира, и не скрывал, что «вечный поиск неизведанного, изначально присущая человеку страсть, уводящая в бесконечность» заставляет его чувствовать себя в обществе «благоразумных» обывателей изгоем, одиноким странником, который «поднимает глаза к небу, напрягает зрение и вглядывается через океаны в поисках счастливых легендарных островов, в поисках Аваллона, где никогда не заходит солнце».

Артур Ллевелин Мэйчен

Классическая проза
Плексус
Плексус

Генри Миллер – виднейший представитель экспериментального направления в американской прозе XX века, дерзкий новатор, чьи лучшие произведения долгое время находились под запретом на его родине, мастер исповедально-автобиографического жанра. Скандальную славу принесла ему «Парижская трилогия» – «Тропик Рака», «Черная весна», «Тропик Козерога»; эти книги шли к широкому читателю десятилетиями, преодолевая судебные запреты и цензурные рогатки. Следующим по масштабности сочинением Миллера явилась трилогия «Распятие розы» («Роза распятия»), начатая романом «Сексус» и продолженная «Плексусом». Да, прежде эти книги шокировали, но теперь, когда скандал давно утих, осталась сила слова, сила подлинного чувства, сила прозрения, сила огромного таланта. В романе Миллер рассказывает о своих путешествиях по Америке, о том, как, оставив работу в телеграфной компании, пытался обратиться к творчеству; он размышляет об искусстве, анализирует Достоевского, Шпенглера и других выдающихся мыслителей…

Генри Валентайн Миллер , Генри Миллер

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века