Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра

Я проснулась от тоски. Обеденный перерыв закончился. Вокруг меня были стены продуктового магазина и множество людей.

Часа через два небо затянули темные тучи. Кто-то открыл окно — и наконец-то в душное, полное потных тел пространство магазина хлынул с улицы свежий, холодный ветер.

Даже когда я закрывала глаза, мне мерещилось, как продавщица растягивает гирлянду из сосисок, отмеривает, отрезает ножом и бросает на весы. Сосиски уже вызывали отвращение.

Бабуля Мартуля появилась, когда мне стало казаться, что моя спина срослась с оконной рамой и превратилась в дерево. Она забрала у меня талоны и деньги. И деньги, и талоны были скручены фунтиком. Не одобряя такое отношение к дензнакам и талонам на продукты, бабуля расправила измятые мною бумажки и успокоила меня, сказав, что скоро мы пойдем домой. Но стояли мы еще долго. Только когда наступили сумерки и хлынул ливень, подошла наша очередь.

Одеревеневшие ноги вынесли меня на улицу. Ветер рвал в клочья листву, по асфальту хлестал чудный холодный дождь. На углу здания бело-голубая, как банка со сгущенкой, вывеска «Молочные продукты» вызвала в животе острый приступ грусти: как же мне хотелось сгущенки. Но сгущенка исчезла из этого мира с наступлением перестройки.

В нашем дворе по ложбинкам у бордюров бурлили потоки горных рек. Бабуля пошла домой, а я осталась, чтобы еще немного постоять под козырьком подъезда. Рассвирепевший ветер, качающиеся деревья и потоки воды давали надежду, что конца этому миру все-таки не будет. Уйти с улицы, шагнуть в еще не остывший от дневной жары подъезд значило погубить эту зыбкую надежду.

— Мы, когда молодыми были, дождя не боялись, — вдруг сказала за моей спиной какая-то старуха. Ливень согнал ее с лавочки, и теперь она тоже пряталась под козырьком подъезда. — Бывало, дождь идет, а мы под ним бегаем, смеемся.

Я задумалась. Уточнила у нее, не ругали ли их за это взрослые. Старуха махнула рукой — это означало, что она не помнит. И тогда я выбежала из-под козырька и принялась прыгать по лужам, купаться в водопадах, тонуть в охваченных штормом озерах. Через четверть часа на мне сухого места не осталось, мои шлепанцы отяжелели, расклеились и уплыли по бурной реке, наверное, в Каспийское море. С совершенно счастливым лицом, облитым дождем, как слезами, я босиком направилась к подъезду, в котором жила Ленка Сиротина. Теперь я была готова услышать то, что она сообщит мне о конце света.

Дверь открыла сама Ленка. В тот же миг на меня налетел трехногий уродливый пес. Задняя нога у него была подбита кирпичом — этой усохшей культей животное не пользовалось, поджимало к животу. Но, несмотря на инвалидность, пес стремительно носился на трех ногах, как крыса. Стучали по полу его коготки.

— Чего тебе? — спросила Ленка.

— Ты пойдешь гулять?

— Ты что, дурочка? Там же дождь.

— Кто пришел? — донесся с кухни голос Ленкиной мамы.

— Это Светка, — отозвалась Ленка Сиротина.

В квартире у них пахло псиной, лекарством, нафталином и особенно сильно — безмозглым стариком. Так всегда пахнет в квартирах, где живут собаки и старики. Дед настороженно выглянул из-за дверного косяка и снова спрятался в комнате. А я спросила Ленку:

— А правда, что будет конец света?

— Ну да, будет.

— А кто тебе сказал?

— Все говорят.

— Мы все умрем?

Ленка подумала, потом сказала:

— Вначале будет война. Очень долгая.

— Когда она кончится, мы будем стариками?

— Нет, нам будет лет сорок.

— А это разве не старость?

— Это как моя мама.

Ленкина мать была женщиной с морщинами, которые пролегали от носа к уголкам рта. По моим представлениям, «как Ленкина мама» звучало синонимом безнадежно глубокой старости.

— А что потом?

— Этого никто не знает.

Пока я разглядывала фарфоровые изделия и хрустальную вазу за стеклом серванта — все то, что было принято в те времена выставлять напоказ, — Ленка вдохновенным шепотом сообщала мне детали грядущего конца. Будут страшные наводнения и ураганы, солнце упадет на землю, землетрясения разрушат города, случится нашествие мертвецов, которые заразят оставшихся живых людей смертельными болезнями.

Ничего такого не случилось. Были где-то и наводнения, и ураганы, но на жизни района Металлург это не сказалось. Через год Ленка Сиротина вдруг резко повзрослела — такое случается с девочками в отрочестве. Она стала краситься яркой помадой, сделала себе модную стрижку и добыла туфли на шпильках. Само собой, перестала даже замечать меня. А еще через год она забеременела и стала молодой матерью-одиночкой. Через несколько лет Мишку Кульпина забрали в армию. А еще через полгода его привезли домой в цинковом гробу.

Зимы стали бесснежными. Клен в нашем дворе высох, и его срубили. Песочница сгнила, а жираф покосился — и их убрали со двора. Да и играть в нашем дворе было уже некому — дети перестали рождаться. Даже старух все меньше сидело на лавочках у подъездов. Осталась только высокая трава у мусорных баков. А люди жили так, будто все было по-прежнему. Никто не заметил, что он уже наступил.

Длинноногий Кузнечик