Жулье. Золото красных. Выездной

Секретарша отставила чашку, положила рядом обе кисти с ухоженными пальцами, как перед маникюршей, сама залюбовалась:

— Красивые у меня руки?..

— Красивые… — согласился Ребров.

— Многие хотят, чтобы их гладили эти руки… — выдохнула секретарь.

— Не исключаю, — сумеречно подтвердил Ребров.

— Ты — мужик без юмора, — посетовала Марь Пална. — Это плохо.

— Как-нибудь проживу, — с раздражением заметил Ребров.

— Как-нибудь прожить не фокус, — улыбаясь одними губами и сохраняя лед в глазах, заключила секретарша. — После Чугунова поедешь ты… я знаю… есть один человек, хочет с тобой встретиться.

— В гостинице «Россия»?.. — Наобум ляпнул Ребров, наслышанный о таких встречах, и попал в «десятку».

Такого оборота событий Марь Пална, похоже, не ожидала, но взяла себя в руки быстро:

— Хорошо соображаешь, Ребров.

— Чего ж тут соображать… один человек… одни человеки как раз и предпочитают встречи в номерах «России» или каких других, при казенных свечах…

— При каких свечах? — секретарша выигрывала время, чтобы обдумать еще раз рисунок беседы. Ребров промолчал. — Пойдем отсюда, банкир, здесь неуютно. — Марь Пална поднялась, вышагивая впереди Реброва. Она принадлежала к числу женщин, производимых природной штучным способом и не заметить это сподобился бы разве что слепой.

Пришли в приемную. Секретарша плотно затворила двери, заварила чай, села, высоко задрав юбку и закинув ногу на ногу. Реброву стало противно: не мальчик же… посмотрел на двери кабинета предправления. Секретарша перехватила взгляд, успокоила:

— Уехал… будет только завтра к полудню… можешь поспать подольше…

— У меня свой начальник есть, — сообщил Ребров.

— Да ну… — притворно изумилась секретарша. — Ребров, про подоконник, — кивнула на двери предправления, — в его кабинете слышал?

— Слышал.

— Веришь?

Ребров замялся. — Вижу веришь… ну и дурак. У нас каждый норовит красивую, заметь, недоступную ему, женщину, грязью обляпать. Знаешь, почему про подоконник вранье?

— Почему? — поддержал игру Ребров.

— Потому что на подоконнике кактусы! Попробуй на иголках, рассмеялась.

Ребров тоже улыбнулся, лед растаял. Секретарь открыла круглую коробку датского печенья, придвинула Реброву:

— Помню шутку молодости… Тебе дала? Нет! А тебе? Тоже нет! Вот бэ… Наши мужики, Ребров, слова доброго не стоют: мелкие, бездельные, завистливые… не умеют бабу в красе и неге содержать, и сами же ее за это ненавидят… глупо… вроде попался тебе павлин, а ты ночь не спишь думаешь, как бы его, бедолагу, так общипать, чтоб превратился в курицу…

Ребров откусил печенье. Секретарша сменила тему:

— Значит в «Россию» не желаешь?

— Не желаю.

— А ехать, сукин сын, желаешь?

— Не отказался бы…

— Кто за тобой стоит, Ребров? Глаза смылила, не вижу… а чутье подсказывает — прикрывают, а?.. — и сразу без перехода: — Ребров, ты хотел бы со мной выспаться?

Ребров потянулся ко второму печенью.

— Заметь, не спать — это обязывает, а выспаться… разок, от силы другой?

— А если понравится? — Ребров поднялся.

— Если понравится?.. Обсудим с тем, кто за тобой стоит, что делать. Я жить не могу, пока человека не расшифрую. Я про всех все знаю. Кто ЖОРЫ, кто ЛОРЫ, кто ДОРЫ, а кто ВОРЫ… — и перехватив недоуменный взгляд, любезно пояснила. — ЖОРЫ — жены ответственных работников, ЛОРЫ — любовницы ответработников (причем, заметь, любого пола!), ДОРЫ — дети ответработников и, наконец, ВОРЫ — весьма ответственные работники… У них VIP, у нас ВОРЫ… смекаешь разницу? — поднялась. — Если надумаешь, приходи!

— Вы о чем? — Ребров замер у двери.

— О чем пожелаешь! «Россия», спанье, «…кто тебя поддерживает»… просто потрепаться с хорошим человеком…

Белая гостиная Холина погрузилась в полумрак. Эдгар Николаевич предпочитал не включать свет, полагая что в темноте одолевающие его проблемы «заснут», а может и вовсе исчезнут.

Цулко дремал в кресле, опрокинув четыре коктейля «чекист за бугром». Внезапно Пашка встрепенулся, почувствовал внимательный взгляд Холина.

— Ты чего? — Цулко освободился от липких объятий мягкого кресла, зашагал по гостиной.

— Не переверни столы, — взмолился хозяин.

— Я в темноте вижу, как кошка, — успокоил заместитель. — Что будем делать?.. Завтра… когда он прилетит…

— Встретим… отвезем!.. — передразнил Пашка, — а дальше? — Холин молчал.

Цулко нажимал:

— Чугун не за тряпками едет… начнет копать… кто покроет недостачи… подгадали, без предупреждения, как снег на голову… Мастодонт! Его хватка! Обухом по затылку, а сам в улыбках, как невеста в цветах.

— Что ты предлагаешь? — напряжение и растерянность сквозили в голосе управляющего отделением банка.

— Конечно, попробуем, как обычно… подношения… возлияния… поездки, если не клюнет, что ж… есть запасной вариант.

— Какой? — Холин спросил и сам убоялся возможного ответа.

— Какой?.. — голос Пашки вибрировал, рвался из груди, как пес, взявший след, рвется с поводка. — Не пойдет на мировую, что ж… возвращаться ему не понадобится.

В этот момент раздался щелчок выключателя, вспыхнула тридцатирожковая, напоминающая гору искрящегося льда хрустальная люстра.

В дверном проеме застыла жена Холина — Ольга.

— Давно стоишь? — жестко хлестнул Цулко.