Жулье. Золото красных. Выездной

…и действительно, такого Реброву увидеть не удавалось, да вряд ли и удасться. Кортеж для порядка покружил вокруг самаркандских красот, высадил этнографический десант на восточный базар, а далее устремился за город, пробирались среди песков, по пыльным дорогам и… вдруг визг колес въехали в натуральный рай: сочная зелень, фонтаны, столы заваленные горами еды, привольно вышагивают павлины… рассадили гостей, присягнули тостами на верность красным боярам и… покатился пир горой. Вечерело… Азиатские глаза хозяев источали приязнь. В кронах деревьев вспыхнули гирлянды цветных ламп и…

…Ребров протер глаза, выпил стакан минеральной, еще раз приложился к воде, внимательно вгляделся в деревья и…

В гуще крон на толстой ветке примостилась голая малолетка… а дальше еще одна чуть старше и еще… и тут у Реброва, будто прорезался третий глаз. В кронах деревьях, сгрудившихся вокруг изобильных столов густо сидели голые дамы не моложе шестнадцати, не старше двадцати.

Ребров склонился к Мастодонту:

— Тихон Степаныч, я пьян?

— Ты?.. Как стеклышко! Я даже порадовался… пить умеешь, тож не последнее ремесло в Рассее… А что?

— Бабы голые в ветвях привиделись. — Шепотом выдохнул Ребров.

— Привиделись!.. — хохотнул Мастодонт. — Это ж чистая быль — явь… колорит местный… не зря я тебя сюда тащил. Хлопковый вариант марксизма. Впечатляет? А? Расскажи такое в Цюрихе… в дурдом навечно определят…

Ребров поднялся, подошел к дереву, неуверенно погладил бархатную женскую ногу, тихо спросил:

— Ты кто?

— Комсомолка, — еще тише ответила девушка.

— А тебя можно?.. — спьяну ляпнул Ребров.

— Можно… — еле слышно обнадежила комсомолка, — но только потом… после всего… когда отвисим положенное…

— Это когда же? — уточнил Ребров.

Комсомолка взглянула на часики — единственное одеяние:

— После полодиннадцатого… только ты не пей сильно…

— А то что? — показно возмутился Ребров.

— Что… что… сам знаешь что, — и комсомолка захихикала, показывая немалый опыт в общении с мужчинами после половины одиннадцатого…

Ребров вернулся к столу. Мастодонт вроде подремывал, неожиданно открыл один глаз, зыркнул на подчиненного:

— Сговорился? — и закрыл глаз.

Ребров оседлал скамью, глядя на хозяев, запустил пальцы в блюдо плова, запил зеленым чаем.

Захмелевший азиат из местных князьков изловил павлина, другой сбросил со стола салатницы и корзины с хлебом, освобождая павлину пространство для выгула, пустили птицу по столу, несколько человек откупорили шампанское и стали поливать птичьего вельможу пенными струями.

На чистейшем небе сиял полумесяц. К Мастодонту приблизился невероятной толщины человек, не менее чем с дюжиной подбородков:

— Какие люди! — пьяно заголосил толстяк.

Мастодонт открыл глаза. Толстяк нагнулся и совершенно трезво, даже чуть с обидой поинтересовался:

— Все в порядке?

— На двух счетах… и остаток на руки прямо в посольстве.

— Спасибо, дорогой! — подбородки толстяка задрожали, телеса заходили ходуном, из глаз-маслин выплеснулся восторг…

Толстяк отошел на шаг-другой, присел и залюбовался молодым гепардом на цепи, грациозно выхаживающим вокруг кряжистого в основании и расщепляющегося выше на три ствола дерева.

Политый шампанским павлин подурнел, публика утратила интерес к сморщившемуся, сразу потерявшему величие, представителю пернатых.

Мастодонт поднялся, приблизился к облицованному мрамором бассейну ладони в три глубиной: в прозрачной воде шевелили плавниками крапчатые форелины. В центре бассейна журчал фонтан, серебряный свет, будто только что выкованного серпика луны, радужно преломлялся в ледяных струях.

Подошел Ребров, замер рядом с начальником. Мастодонт следил за шевелением плавников рыбы, не оборачиваясь обронил:

— Понял, что почем? — вздохнул. — За Холиным тоже кой-кто стоит… не без того… но калибр заступников жидковат… готовься в Цюрих!..

Приблизилась черноволосая красотка — скорее всего полукровка-кореянка, шепнула Реброву:

— Ну, как?

— Неужели полодиннадцатого? — Ребров поднес к глазам часы: ба! полночь. — Я что… тебе глянулся?

Комсомолка с дерева, дочь далекой страны утренней свежести запросто объяснила:

— Толстых не люблю… тяжелые и потные… после них всю неделю ломает…

Мастодонт оглядел кореянку, поиграл тяжелыми волосами, ласково потрепал по щеке, подтолкнул пониже спины: юная энтузиастка компорока поджала губы и скрылась в тени кустов.

Мастодонт побрел к машине за предправления покорно, будто гепард на невидимой, но от того ничуть не менее прочной цепи вышагивал Ребров. Быстро домчали до аэропорта. Успели на самолет… В Москву!.. Подремывали в креслах на высоте десять тысяч метров.

— Хорошо слетали, — не открывая глаз, подытожил Мастодонт. — Всего-то сутки! Хотел, чтоб ты увидел. Расскажи я, никогда б не поверил…

В московской квартире Холина царил беспорядок — разительный контраст с белой гостиной и стильной спальней в столице цюрихских гномов. Но… забугорные годы зря не пропали — Холины успели натащить. Попади сюда работяга из глубинки, обомлел бы…