Жулье. Золото красных. Выездной

Супруги сидели друг напротив друга на кухне. Холин вертел вилку, Ольга мяла салфетку. Холин переживал потерю сладкого места… скорбел о «золотом деле» Мадзони, плывущем в руки Пашке Цулко… мстительно поражался бездушию Мастодонта… и даже ревновал — как же! Перед несостоявшимся убиением жену еще употребили… Холин скрючился, нахохлился, постукивал тупым концом вилки по столу.

— Перестань! — Холина, похоже, сожалела, что в поспешности отлета потеряла матерчатую сумку с разящим камнем.

— Перестань! — повторила Холина.

Дробь по столу стала еще чаще… Холин поднялся, позвонил:

— Добрый день… от Цулко… если можно, сегодня?.. буду в два, опустил трубку.

Холин подъехал к пресс-центру на Зубовской площади, остановил «фолксваген-пассат» на Кольце среди иномарок с желтыми, редко-красными номерами. Прошел в стеклянные двери меж стен с надраенными медными табличками и замер у второго остекления, сквозь которое виднелась конторка и капитан милиции.

Из дверей вышел Седой:

— Вы Холин?

Эдгар Николаевич кивнул. Седой придержал Холина за локоть, на миг замер рядом с капитаном милиции:

— Товарищ со мной, Борис Иваныч!

— Какие проблемы! — улыбнулся напоминающий американского киногероя капитан Борис Иваныч и с благодарностью взял сигарету из пачки протянутой Седым.

Разделись, поднялись по правой мраморной лестнице, у городского телефона сгрудились трое или четверо иностранных корреспондентов с кофрами, треногами и камерами с длиннофокусными объективами.

Поднялись по двум лестничным пролетам — Седой время от времени кивал встречным — прошли бар-кишку, глянули на стойку с бутылками, сигаретами и закусками.

Прошли в ресторан. К Седому подошла метрдотель, блондинка средних лет, более напоминающая доктора филологии. Посадила у левой стены под зеркалом в обрамлении зажженных миньонов.

Официант подскочил тут же. Седой, не обращаясь к меню, заказал:

— Соленые грибы… лобио… четыре порции пельменей… две рыбные солянки и две вырезки с грибами.

Официант не шелохнулся. Седой обратился за советом к Холину:

— Водку или красное к мясу?

— Я на машине… лучше вино.

— Две бутылки «Каберне».

Официант исчез.

— Слушаю вас, — Седой разлил воду по фужерам.

Холин отхлебнул:

— Цулко полностью доверяет вам…

— Слушаю, — бесстрастно подстегнул Седой.

— К нам в Цюрих приезжал человек и…

— Я все знаю… что случилось, как и почему. У вас проблемы с женой? Я тут кое-что придумал. — Седой с интересом взирал, как официант расставил четыре стальные плошки с пельменями и разлил вино.

Выпили. Седой и Холин склонились к середине стола. Седой долго говорил. Холин слушал. Оба время от времени прикладывались к бокалам.

В ресторанный зал входила разношерстная публика от нечесанных юнцов с размалеванными девицами до вышколенных дипломатов.

Появился капитан Борис Иванович, протянул пачку сигарет Седому и Холину. Холин отказался. Седой взял: капитан и Седой обменялись дружескими улыбками.

В конце неспешной беседы Седой осведомился:

— Неплохо?

Холин сжал ножку бокала:

— Мне никогда б не пришло в голову…

— У каждого своя профессия! — рассмеялся Седой.

Холин сослался на занятость — попытался расплатиться, Седой пресек попытки. Холин ушел. Седой продолжил трапезу. Несколько раз к нему за стол присаживался капитан Борис Иванович, и оба заразительно смеялись.

В Париж летели втроем: Черкащенко, Марь Пална и Ребров. Самолет взлетел, Мастодонт направился в туалет, Марь Пална, сидевшая в центре между двумя мужчинами привычно не утерпела:

— Кто ж за тобой стоит, Ребров?

— Никто. — Ребров вспоминал приключения в сердце Азии и не верил.

— Так не бывает! — наставительно заключила Марь Пална. — Скрытник великий!

Вернулся Мастодонт, тяжело опустился в авиационное кресло. Марь Пална вмиг примолкла.

Сели у де Голя, быстро добрались до города на серостальном «ситроене», присланном администрацией Евробанка. Разместились в отеле. Мастодонт остался в номере отдыхать, Реброва и Марь Палну послали в Евробанк готовить документы. Вез шофер-француз ни слова не понимающий по-русски.

Ушлая Марь Пална, за возможность поерничать не пожалеющая родную мать, нашептывала на ухо Реброву:

— Раньше большевички тащили младших братьев из Коминтерна на склады, в запасники музеев, раздавали добро дворян, купцов — все что награбили… это в двадцатых… крали у одних — плохих, и передавали другим — хорошим. Антиквариат, бриллианты, николаевские десятки мешками… Эйфелева башня?! — Марь Пална быстро утеряла интерес к символу галльской столицы. — После войны насоздавали народных банков… открыли отделения совковые в Швейцарии, ФРГ, Иране, Люксембурге, Австралии… Евробанк, между прочим, основали русские эмигранты, жертвы красного террора… потом проморгали или сознательно отдали своим мучителям. В Евробанке нашенском пасутся все посольства соцдрузей, вся грибница Жорика Марше — куча организаций: женские, молодежные, профсоюзные, пионерские, спортивные… Тьма нахлебников… Отделения всеобщей конфедерации труда, включающие — не поверишь! — работающих на французскую «оборонку».