Жуткий Новый год. Крампус, йольский кот и другая зимняя нечисть со всего мира

Дело шло к самому зимнему солнцевороту: солнце и встать не успеет, а ему уж снова пора закатываться. И до разворота ему всего одна ночь осталась, а там и свет новый народится. Стал народ в деревне собираться, солнце новое встречать. Собрались в самом большом доме, эль поставили, песни завели, в пляс пошли. И сироту позвали, и жениха ее. Сироте танцевать неловко, села в углу, сидит. А жених сам на себя не похож: так отплясывает, словно и не он это, а кукла на нитках. Эль рекой, музыка все сильней, дверь на улицу словно и не закрывается, ходит через нее народ туда-сюда. И вот что чудно: каждый, кто на улицу вышел и обратно вернулся, танцует лучше прежнего. И по одному, и по двое, и хороводом, только успевают ногами притопывать да руками прихлопывать. А дверь все отворяется, и вроде уже вся деревня в сборе – и старики, и дети малые, – и вроде не так велик был дом, а поди ж ты, все влезли! Позвала сирота жениха своего – не слышит он. Закричала, чтобы остановились, – не останавливаются. Одна она неподвижна, все вокруг ходуном ходит. Страшно ей стало, прошептала чуть слышно:

– Что же это делается, Господи?

Тишина тут воцарилась мертвая, и ни души вокруг.

И жених ее исчез, и соседи, и гости – никого.

Вспомнила тут сирота, что ей мать наказывала. Что слова Божьего и имени его нечисть боится; как услышит, словно сквозь землю провалится.

Бросилась она к дому жениха своего – мертвый он лежит, холодный, и сродники его. В другой дом забежала – и там нет живых. В следующий – то же самое. А кто не в доме своем, тот на улице глядит во тьму на ночные звезды глазами незрячими. Долго им теперь так лежать. Побежала сирота к себе домой, на край деревни. Заскочила в дом и видит: не одна она в нем.

Поднимается ей навстречу фигура, темная, невысокая, словно ребенок. И говорит:

– Нет больше племени твоего. Я король троу, давно тебя в жены выбрал. Подданные мои отца твоего привечали, за матерью твоей присматривали, за доброту ее, за то, что подданным моим снеди не пожалела. Нельзя суженой короля троу быть за другого просватанной. Пойдешь за меня – станешь жить в волшебной стране, как отец твой живет, среди золота и камней, а о племени своем не вспомнишь боле.

Схватила сирота железный нож, что ей мать оставила, ответила:

– Не бывать тому!

И в грудь себе вонзила тот нож. Сердце, железом пробитое, и в посмертии троу не достанется. Счастье, что мать ее обошло, и ей не досталось.

Много лет минуло. Дома ветшали, проваливались крыши. Скот, который не замерз, разбежался: кому повезло – прибился к чужим стадам, кому нет – пошел на корм волкам. Улицы, да дворы, да площади – все поросло вереском. Со временем лишь развалины остались там, где была деревня, лишь ветер шелестит листвой, лишь кость порой блеснет в траве. Изредка захаживали сюда из других деревень, приводили молодых, показывали: вот оно как бывает, когда забываешь старые обряды. Жили здесь люди, а теперь – только троу. Кто глазами силен да в колдовстве искушен, тот их увидит, услышит.

Раз зимой (а дело было к Йолю) пришли на это место старик с учеником. Старик многих сюда водил, сам был ведун, других учил. Рассказал молодому, что да как. Начали сгущаться сумерки, пора им возвращаться. Вдруг слышат позади – скрипка поет. Подумал сперва старик: «Эх, старый я дурак, не вовремя пришли мы сюда, пробудили фей-троу, не вернуться нам домой!»

Оглянулся, а там не фейри – человек! Идет к ним незнакомец, лицом пригож, на скрипке играет, да так ладно! Подошел поближе, скрипку свою опустил, спрашивает:

– Добры люди, где же та деревня, из которой я два дня тому вышел? Жена поди заждалась. Сбился, видать, с дороги, примет не узнаю.

Отвечает старик:

– Уж не шутишь ли ты, странник? Деревни здесь уж мало полвека как нет!

– Не выжил ли ты из ума, старик? В той деревне ждет меня жена, в той деревне соседи, что знают толк и в эле, и в работе, и в ловком танце, куда б они могли деться за три дня?

– Не за три дня, а за сотни лун сгинула деревня! Смотри, это все, что от нее осталось! – Повернулся старик к развалинам, снегом укрытым, чтобы показать на них незнакомцу, и шорох услышал позади. Быстро он оглянулся, только и успел увидеть, как незнакомец вместе со скрипкой рассыпался прахом, а ветер подхватил его и понес, как облачко. Закружил в спирали, поиграл да и рассыпал над белой равниной, снегом замел, мраком укрыл. Понял старик, что был это житель той деревни, что увлекли его троу давным-давно, и вот вернулся он, не зная, сколько лет провел в волшебной стране. Но недолог век вернувшихся оттуда, время всегда берет свое, возвращает прах к праху. Лишь старики расскажут о них молодым в назидание, да поднимет кто-нибудь кружку эля на пиру в память о сгинувших. А после непременно перекрестится, а то и ножом железным вокруг себя обведет, чтобы после о нем самом таких историй не сказывали.

ДИКАЯ ОХОТА