Жженый сахар

Я до сих пор не могу понять, почему папа сам не сказал мне об отъезде. Почему поручил своей новой жене сообщить мне об этом? Знали ли мама и бабушка, что он уезжает? В моем секретном блокноте эти вопросы записаны в том же разделе, где я отмечаю все то, чего не знаю о собственных родителях. Я не знаю подробностей их развода. Я мало что знаю об их жизни в браке. Они не любят об этом рассказывать. Возможно, на то есть причины. Каждый уклончив по-своему, но эта уклончивость произрастает из одного корня. Будучи замужем за американцем, я иногда забываю, что есть вещи, которые не обсуждаются даже в близком кругу. Но все эти вопросы стали меня волновать уже позже, гораздо позже. Тогда я вообще не задумывалась о причинах. Мне было грустно, немного обидно, но мне казалось вполне естественным, что папа мне ничего не сказал. Мне казалось нормальным и даже правильным, что он уезжает.

Ровно через неделю, день в день, дедушка приехал меня забирать. В тот день я закрыла все мысли о папе в самом дальнем чулане у себя в голове, в крошечной комнатке, не требующей внимания.

* * *

— Кто же так надевает бюстгальтер?!

Пурви наблюдает, как я одеваюсь. Она приехала раньше, чем я успела принарядиться, и бесцеремонно вломилась ко мне в спальню.

Сейчас ранний вечер, небо светло-лиловое. Я отворачиваюсь от Пурви. Я устала, мне трудно скрывать свои мысли. Трудно делать непроницаемое лицо.

Ну вот, я готова. Мы выходим в гостиную, где нас ждут мужья.

Муж Пурви, как всегда, вежлив и обходителен. Мы приобнимаем друг друга за плечи, он похлопывает меня по спине. Он любит пить виски под трансляции крикета — по телевизору как раз идет матч, собственно, он его и включил, — и от него всегда пахнет антисептиком для рук.

Мы садимся за стол. Я позаботилась, чтобы был большой выбор блюд — специально для мужа Пурви, который любит разнообразие за столом. Соан-папди, кантола, капуста в нескольких вариантах. Жареные куриные ножки, предварительно вымоченные в маринаде с чесноком, чили и кориандром. Рядом с Дилипом — гора дахи-алло. Он отворачивается от блюда с куриными ножками и от меня.

Муж Пурви родился и вырос в Пуне, отучился в университете в Бомбее, вернулся домой и устроился на работу в отцовской фирме. Их компания построила первый в городе торговый центр, ярко-красное здание — их фирменный цвет. Теперь их торговые центры открываются по всей стране, это целая сеть. Они сдают площади под крупные розничные магазины самых известных мировых брендов. Именно так муж Пурви представляется новым знакомым: как состоятельный бизнесмен из почтенной династии коммерсантов. Говоря об истории своей семьи и об их достижениях, он сразу обозначает, как его следует воспринимать и каким он желает запомниться собеседнику, — и в конце каждой фразы многозначительно встряхивает свой бокал, гремя большим кубиком льда.

Он спрашивает у Дилипа, обращал ли он внимание на блокировочное устройство в его машине. Дилип отвечает нет, и муж Пурви говорит, что после ужина мы непременно пойдем и посмотрим.

— Оно было украшено бриллиантами, — говорит он. — Самыми что ни на есть настоящими. Но потом мы их сняли. Это все-таки небезопасно. У нас слишком много шоферов.

Пурви ломает чапати на маленькие кусочки и рассыпает их по тарелке.

Ее муж предлагает на следующей неделе сходить всем вместе поужинать в ресторане нового пятизвездочного отеля.

— Там отменная кухня, — говорит он.

Я напоминаю, что мы уже были в этом ресторане. Как раз таки ужинали вчетвером.

Муж Пурви салютует мне бокалом и хвалит куриные ножки. Я говорю, что их готовила не я.

Он рассказывает о последней покупке недвижимости, совершенной его отцом. Это участок в тихом приятном квартале неподалеку от дома, где живет моя бабушка. Его отец собирался построить на этом участке дом своей мечты. Но местные жители подали жалобу в муниципалитет, поскольку дом — слишком большой и высокий — загораживал свет жителям близлежащих домов. В итоге строительство пришлось прекратить.

— Мой отец, — говорит муж Пурви, — очень расстроился.

Он уныло склоняет голову.

Пурви тихонько откашливается.

Я выражаю надежду, что его папа все же построит дом своей мечты. Когда-нибудь, где-нибудь.

Муж Пурви смеется и протягивает опустевший бокал Дилипу, чтобы тот долил ему виски.

— За моего папу можно не волноваться, — говорит он.

Я хочу объяснить, что нисколечко не волнуюсь за его папу, а просто пытаюсь быть вежливой и поддержать разговор. Мое беспокойство — обыкновенная светская условность. Улыбка, играющая на губах и не достигающая глаз. Но я понимаю, что ему не нужны эти подробности, что он использует мои реплики исключительно для того, чтобы продвигать свой рассказ.