ЖЗЛ-Лев Толстой. Свободный человек

И вот брат умирает у Льва на руках, как истинный сто­ик, без страха и упрека, но и без малейшей надежды на ка­кую-либо загробную жизнь. Для младшего брата он и в кон­чине остается примером высокого мужества и достоинства. Однако Лев так не умеет. Даже если бы очень захотел. И на Кавказе, и в Крыму, и в первой заграничной поездке он ис­пытал несколько религиозных потрясений, которые отчет­ливо показали ему: без Бога он жить не может. Но не может и согласиться с тем, что брат его жил неправильно. Отсюда эта странная запись.

Что касается «матерьялистического Евангелия», то пер­вым его напишет не Толстой, а французский философ и писатель Эрнест Ренан, который как раз в 1860 году, когда Лев потерял брата, в составе археологической экспедиции путешествовал по Ближнему Востоку. Там у него и зароди­лась идея биографии Христа, из которой он убрал всё чу­десное, закончив ее смертью Иисуса на кресте.

Толстой этой книги еще не читал — она выйдет в 1863 году. В 1902-м «Жизнь Иисуса» будет издана в Рос­сии на русском языке, через год после того, как за похожие мысли Толстого отлучат от Церкви, а все его писания по этим вопросам будут запрещены цензурой. Что позволено французу — нельзя русскому.

В Россию он, конечно, вернулся. И, несмотря на смерть брата, второе заграничное путешествие оказалось куда пло­дотворнее первого. Он провел за границей девять с поло­виной месяцев, посетил Францию, Германию, Бельгию и Англию, изучая опыт преподавания в школах в разных стра­нах, потому что в России хотел вернуться к педагогической деятельности. В феврале 1861 года в Лондоне он познако­мился с Александром Ивановичем Герценом и Николаем Платоновичем Огаревым и часто бывал в их доме. Он все­рьез увлекался музыкой и театром. В апреле, перед тем как покинуть Европу, он писал тетушке Ёргольской: «Я везу с собой столько впечатлений и столько знаний, что мне при­дется долго работать, чтобы уместить всё это в порядке в голове».

Запись в дневнике: «Граница. Здоров, весел».

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СЕМЕЙНОЕ СЧАСТЬЕ (1862-1877)

Подколесин

Двадцать третьего сентября 1862 года в кремлев­ской церкви Рождества Богородицы на Сенях Лев Толс­той обвенчался с Софьей Берс, дочерью московского вра­ча-немца Андрея Евстафьевича Берса и его супруги Любо­ви Александровны (в девичестве Иславиной). Толстому к тому времени было 34 года, его жене только что исполни­лось 18.

Присутствовавший на венчании народ ахал: «Какая мо­лоденькая! За старика идет! Видать, богатый!»

Этому событию предшествовал целый ряд попыток Толстого жениться. В отличие от братьев — закоренелого холостяка Николая, Сергея, жившего гражданским браком с цыганкой, и Мити, скончавшегося на руках выкупленной из публичного дома проститутки; в отличие от сестры Ма­рии, чье замужество потерпело фиаско, Лев подошел к про­блеме брака основательно. Он хотел нарушить традицию семейных неудач своих братьев и сестры.

Как-то он признался, что мечтал о женитьбе с пятнад­цатилетнего возраста. Он был убежден, что семейное счас­тье — его стезя. Он много размышлял об этом. В письме к Ёргольской, отправленном в 1852 году с Кавказа, за десять с лишним лет до женитьбы, он в подробностях описал свою будущую семейную жизнь: «Я женат — моя жена кроткая, добрая, любящая, и она Вас любит так же, как и я. Наши дети Вас зовут "бабушкой"; Вы живете в большом доме, на­верху, в той комнате, где когда-то жила бабушка; всё в до­ме по-прежнему, в том порядке, который был при жизни папй, и мы продолжаем ту же жизнь, только переменив ро­ли; Вы берете роль бабушки, но Вы еще добрее ее, я — роль папй, но я не надеюсь когда-нибудь ее заслужить; моя же­на — мамй...»

Из этой «семейной программы» можно понять, что 24-летний Толстой представлял себе свою семейную жизнь как точную копию той, что была в Ясной Поляне при жиз­ни его отца и матери. Ёргольской он отводит роль, прежде исполнявшуюся бабушкой Пелагеей Николаевной. Себе — роль отца, Николая Ильича. Жене — роль матери, Марии Николаевны. А дети? «...наши дети — наши роли», — пи­шет он Ёргольской. То есть его дети — это его братья, сес­тра и он сам в детстве, но... при живых родителях. Таким образом, «семейная программа» Толстого предполагала не только копирование прошлого, но и его, если можно так выразиться, исправление. Всё то же, но без постигшего се­мью несчастья, которое оставило детей Толстых сиротами. Толстой как бы хочет исправить ошибку Бога.

Отсюда становится понятным, почему при разделе на­следства он мечтал получить Ясную Поляну, самое недо­ходное из имений. Он поставил себе целью восстановить семейный рай. И конечно, это могло случиться только в ро­довом гнезде, в Ясной!

Но жизнь вносила коррективы в осуществление «ге­нерального» плана молодого Толстого. Кавказ, Крым­ская война, литературные занятия, две поездки за гра­ницу... Однако он не отказывался от плана, а лишь откладывал его реализацию. И тому были не только внеш­ние, но и внутренние причины.