Оказавшись дома, я не стала долго раздумывать, отправилась на покой, и проспала до воскресного позднего утра. Я могла бы сладко почивать до полудня, но разбудил телефон, отключенный от автоответчика.
Праздник информации
Агрегат ворковал бесконечно, я покинула ложе и неохотно взяла трубку, предчувствуя, что ничего приятного не услышу. Действительно звонила соседка по лестничной клетке, тетенька Надя Ивановна, всеобщая доброжелательница. Вчерашним вечером ей не удалось меня добиться, поэтому она спешила сообщить с утра, что прошедшим днем спугнула подозрительных личностей, пытавшихся то ли вскрыть мой почтовый ящик, то ли что-то подложить. Визитеры тетеньке Наде очень не понравились, она их прогнала, но не запомнила, только мальчишку или девчонку, похожую на мальчишку.
Я высказала тетеньке Наде благодарность, нацепила халат и пошла проверить почтовый ящик, стало интересно, что могли подложить. Насчет вынуть, увы, я давно ничего не выписывала, а письма практически не приходили. Из жестяной темной щели я вынула сложенный вдвое листок бумажки, из которого следовало, что неизвестная Алла Кирилловна Барсова желает выйти со мной на связь и оставляет телефон.
Лучше бы подозрительные личности листок вытащили, если они этим занимались – зря их спугнула милая тетенька Надя! Судя по тому, что листок пришел в ящик своим ходом, без конверта и адреса, то он был причастен к личности и делам Татьяны из Екатеринбурга, той самой безумной Таньки, от коей я бегала и пряталась вчера. Указанная Алла Кирилловна, как я понимаю, оказывалась той беднягой, у которой больная девушка квартировала, когда не терзала своим присутствием бедную Владочку Ким. Была та запасная женщина психологом, кандидатом своих наук, и, скорее всего, желала посоветовать, как обращаться с ее сложной посетительницей. Не исключалось также, что она хотела дать рекомендацию, что Татьяне из "Катиного бурга" пора сменить обстановку, скажем, немного пожить у меня. Об экстравагантной психологине я кое-что слышала, и особенно тесно общаться с ней не жаждала. Вежливое и настоятельное письмо, пришедшее в ящик загадочным способом, моего мнения отнюдь не переменило.
Я с досадой сунула художественно исполненную бумагу под телевизор, попутно заметила, что компьютер и принтер у Аллы Кирилловны, лучше, чем у меня, по крайней мере, новее, и моментально выключила из головы проблемы, связанные с нею и с подопечной девицей Татьяной.
Однако, пробудившись ото снов, я стала неспешно обдумывать события и перипетии прошедшего дня, вернее вечера и ночи. После легкого завтрака я решила навести справки. Были у меня иные источники кроме компаньона Вали. Обзвонивши подряд несметное количество знакомых и приятелей, я наконец наткнулась на самого большого сплетника на свете, некоего Борю Вишневcкого. Борис служил в прогоревшем государственном издательстве и по совместительству занимался журналистикой, писал на спортивную и телевизионную тему в газетах, где привечали сплетни, ему повезло совместить профессию с влечением сердца.
Именно от Бори Вишневского я получила исчерпывающую информацию о вчерашней невольной собеседнице, Наталье Ржеутской, так она значилась на визитной карточке. Что касается Володи, то о нем Борис ничего не знал, может быть, уклонялся.
Оказалось, что недавно бедную Наташу Ржеутскую постигла неприятность. Ей случилось написать по заказу издевательскую статью по поводу гражданского процесса. Вернее издевалась она над истцом в процессе, он отстаивал свои авторские и финансовые права, выигрывшей стороне светила крупная сумма. В лихо написанной статейке Наташечка выражала сомнение в душевном здоровье пострадавшей стороны, намекая на манию величия, поскольку вне таковой никто не стал бы судиться из-за сценария, о котором упоминать стыдно, не то, что взыскивать по суду. Ну, не хотят ответчики делиться прибылями от проката, так и договора не было, только ненормальный станет отстаивать какие-то права.
Наташа Ржеутская и известная газета смело прошлись по личности автора, будучи в неведении, на что подняли руку. Если бы Наташа проконсультировалась со мной ранее, то я сумела бы ее отговорить, личность истца была мне известна, правда, понаслышке и вприглядку. Виктор Аркадьевич Аржанов слыл в писательском мире человеком легендарным. Он искренне любил своих врагов и недоброжелателей, поскольку те давали возможность показательно расправиться с ними, тем самым лишний раз утвердить попранную справедливость. Кроме торжества упомянутой справедливости и громкой славы Виктор Аржанов ничего не желал, он воевал на всех ристалищах, включая судебные, исключительно из любви к искусству. В оставшееся время он живописал морские приключения, поэтому имел по издательствам тщательно скрываемую кличку "Ассоль Корабельная". С давних времен все причастные знали, что заступить путь заслуженному морскому волку значило совершить замаскированное самоубийство, Аржанов преследовал противника до кладбища либо дома скорби.