Зима во время войны

– Давайте просто ляжем в постель. Если не удастся заснуть, всё равно отдохнем.

Они разошлись по комнатам. Через полчаса все лежали в своих кроватях и широко открытыми глазами тревожно всматривались в темноту.

Эта весть пришла от крестьянина Званенбурга. Его ферма соседствовала с казармой. Он рассказал обо всём сборщику молока, а тот, пока ездил, собирая бидоны с молоком, – еще человекам десяти. Вскоре в курсе дела была уже вся деревня. В то утро, в половине седьмого, в казарме прозвучали выстрелы. Много выстрелов сразу – залп из винтовок расстрельной команды.

Михиль с мамой и Эрикой ходили по дому бледные от бессонной ночи и напряжения. До них это известие тоже успело долететь.

– Я снова пойду в казарму, – решительно заявила мефрау ван Бёзеком. – Надо знать наверняка.

Но идти в казарму оказалось незачем.

Прежде чем мама успела выйти из дома, солдаты повесили на церкви объявление. В нем говорилось, что сегодня утром были расстреляны четверо заложников из десяти. Если к следующему утру человек, убивший немецкого солдата, не явится с повинной, то расстреляют и остальных. Четверыми оказались секретарь муниципалитета, ветеринар, директор школы и еще один господин, всю жизнь проживший в городе и, лишь выйдя на пенсию, перебравшийся во Вланк. Женам этих четверых доставили на дом официальные письма с подписями и печатями. В них сообщалось о смерти их супругов. Делопроизводство в немецкой армии было поставлено безукоризненно. И не только делопроизводство. К полудню по домам развезли и положенные в гробы тела расстрелянных. В деревне нарастал ропот, он слышался со всех сторон, это был едва подавляемый вопль всеобщего негодования, способный в любой момент перерасти во взрыв. В тот день ни один немец не осмелился выйти на улицу. Особенно члены нидерландской фашистской партии и предатели, которые испуганно попрятались по своим норам. Семьи шести пока еще оставшихся в живых заложников застыли в оцепенении. Люди устали. Мысли их путались.

Но что бы ни происходило на белом свете, время бежит вперед. Миновал еще один день, а за ним и еще одна бессонная ночь, когда бодрствование ненадолго сменялось коротким забытьем, вызванным нервным истощением.

В половине седьмого Михиль встал, поднял светомаскировочные занавески: было еще темно, но уже виднелись очертания домов. Разводя огонь в печке, юноша время от времени выглядывал в окно. Что там такое происходит? В утренней полумгле двигалось несколько темных силуэтов. Вон тот, что сгорбившись идет впереди всех, – ведь это, кажется, богач Схилтман, один из десятерых заложников?

Михиль бросился на улицу, к шагающим по тротуару людям. Действительно, это шли Схилтман, и нотариус, и налоговый инспектор… а где же отец?

– Где мой отец? – заорал он, схватив за руку Схилтмана.

– Слушай, парень, ты чего людей пугаешь? Кто ты такой?

– Это Михиль, сын бургомистра, – неуверенным голосом проговорил нотариус ван де Хувен.

– Бургомистра?

Отчего это Схилтман заговорил вдруг так тихо?

– Где мой отец, почему он не с вами?

Голос у Михиля срывался от волнения.

– Его расстреляли меньше часа назад. Нас пятерых отпустили по домам, а его расстреляли, проклятые убийцы.

Михиль выпустил руку Схилтмана, молча развернулся и пошел домой. Там были мама с Эрикой. Они слышали крик юноши и со страхом в глазах ждали его возвращения.

* * *

А немцы рассудили так: если они расстреляют всех шестерых, то в деревне, возможно, вспыхнет восстание. Накануне они прочли на лицах жителей Вланка нешуточный гнев. «А давайте-ка отпустим домой пятерых, – решили фрицы, – пусть народ поуспокоится. Но поскольку надо соблюсти правила, мы расстреляем бургомистра, которому всё равно давно уже нет веры. Тогда можно будет назначить другого главу деревни, более послушного, на наш собственный вкус». А то, что у нынешнего бургомистра есть семья, что его младшему сынишке всего шесть лет, что ребенку теперь придется расти без отца, – какое им до всего этого дело! Ведь идет война…

7

После похорон прошло около недели. Скупой на внешние проявления горя Михиль похудел, и глаза у него ввалились – или это только казалось, оттого что он еще крепче стиснул зубы? На лице у юноши появилось решительное выражение. Лишившись отца, он как-то сразу ощутил себя главой семьи, хотя старшей, разумеется, оставалась мама, да и Эрика родилась раньше него. Как ни странно, теперь Михиль боялся немцев намного меньше, чем раньше. Он решил делать всё, что в его силах, чтобы война поскорее кончилась и фрицы ее проиграли. Но действовать надо осмотрительно, не подвергая ничью жизнь опасности. Никаких нападений на солдат и покушений на их собственность. Это однозначно. Лишь помощь тем, кого враг разыскивает или преследует. И во что бы то ни стало спасти Джека – парень обязательно доживет до конца войны и вернется домой.