Зима во время войны

Итак, примерно через неделю после похорон отца Михиль снова отправился навестить Джека в его укрытии. Вход в убежище, как всегда, преградила молодая поросль, сквозь которую юноша пробрался со всей возможной осторожностью. Однако англичанин почему-то не встретил его у порога, где обычно сидел с пистолетом в левой руке, настороженно оглядываясь и прислушиваясь. Странно. Михиль не мог припомнить, чтобы Джек хоть раз за всё время не услышал его приближения, как бы тихо он ни старался ступать.

Михиль тихонько свистнул.

Ответа не последовало. В чём же дело? Неужели немцы всё-таки схватили Джека и устроили тут засаду, чтобы узнать, кто к нему ходит? Михиль с опаской заглянул внутрь убежища и испытал одновременно облегчение и гнев, увидев Джека с Эрикой, которые целовались, позабыв обо всём остальном мире.

– Что с тобой случилось? – нежно спрашивал Джек. – В последнее время ты такая бледная и грустная.

– Не обращай внимания, – пробормотала Эрика и добавила: – Не беспокойся! Ты такой… такой милый!

И они снова принялись самозабвенно целоваться.

– Кхе-кхе, – кашлянул Михиль. – Простите, что помешал!

Оба влюбленных разом вскочили на ноги.

– Первым делом осторожность, а потом уже на девушек заглядывайся, – серьезно заметил Михиль, точь-в-точь седой вояка, не раз нюхавший порох.

– Прости, Михиль, – улыбнулся Джек. – Понимаешь, I love[18] Эрика.

– Да уж вижу, – пробурчал Михиль. – Ну и сглупил я, конечно, приведя сюда сестру.

– Почему? Почему мне нельзя его любить? Что ты имеешь против Джека?

– Ничего я против него не имею, глупая. Просто не хочу, чтобы с нами случилось то же, что с нашим отцом.

– А что с ним произошло? – спросил Джек.

– На прошлой неделе его взяли в заложники и расстреляли, – заставив голос звучать спокойно, пояснил Михиль.

Джек содрогнулся.

– Расстреляли? На прошлой неделе? How terrible![19] Бедная моя девочка. Потому ты есть такая грустная!

И он снова прижал Эрику к себе, точнее, к своему здоровому левому боку.

Михиль был далеко не в восторге от происходящего, однако за свои шестнадцать лет успел достаточно насмотреться на влюбленные парочки, чтобы понимать: проще разорвать магдебургские полушария[20], чем запретить Эрике навещать английского пилота.

– Ладно, – строго сказал он, – но тогда уж изволь, пожалуйста, приносить Джеку еду.

Этого Эрика уже стерпеть не смогла.

– Ах ты сопляк! – разгневанно воскликнула она. – А ты, случаем, не забыл, что со старшей сестрой разговариваешь? Ты мне не начальник. Скорее, наоборот.

– Но вот за него ответственность несу я, – спокойно ответил Михиль.

– It is true, sweetheart[21], с тех пор как Дирка забрали, твой брат главный.

– Ладно, договоримся так, – решительно заявил Михиль. – Ты будешь приходить сюда два раза в неделю, а я – один. Но только пообещай быть осторожной… нет, поклянись делать всё в точности, как я сказал, – всякий раз заходить в лес в новом месте, в разное время и так далее.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Ну да ладно, будь по-твоему.

– Good girl, – одобрил Джек, что означало «умница».

Михилю стало очевидно, что разговор исчерпан и он здесь лишний, а поскольку быть лишним он не любил, лег на живот и по-пластунски пополз прочь.

Было воскресенье. Ходоков стало совсем мало. Дорога выглядела странно пустой. Михиль молча сидел в эркере и смотрел на улицу. После того ужасного четверга они почти перестали дома разговаривать. Просто не хотелось. И только малыш Йохем по-прежнему болтал в свое удовольствие. Прислушавшись, Михиль различил тихий рокот моторов, который становился всё громче и громче. Вот они, бомбардировщики, летят с запада, чтобы сбросить свой смертельный груз на немецкие города.

– Отлично, – буркнул себе под нос Михиль. – Надеюсь, попадут в цель!

– Подумай о ни в чём не повинных женщинах и детях, – заговорила мама и вдруг смолкла. Видно, вспомнила, как они уже обсуждали это однажды, когда еще был жив отец. «Но начали-то немцы, – твердо заявил он тогда, – так что сами виноваты!» Что она сейчас чувствовала? Быть может, жажду мести, которая заглушила жалость к невинно страдающим женщинам и детям – немецким женщинам и детям? Трудно сказать.

– Смотрите! – воскликнул вдруг Михиль.

Они все припали к окну. Вдали, примерно в километре от них, на дороге показалась плотная толпа. Словно целый муравейник высыпал на улицу и медленно полз в их сторону. Идущие то и дело останавливались у заборов домов, из которых выходили местные жители. Что там происходит?

Людской муравейник постепенно приближался. Ван Бёзекомы тоже выскочили из дома посмотреть, в чём дело. И тут они наконец увидели: по улице шли мужчины, тысячи мужчин, ряд за рядом, по пять-шесть человек в каждом. В руках все несли чемоданчики и сумки. А вокруг колонны с винтовками наперевес роились конвоиры – немецкие солдаты. Однако они не могли помешать изможденным людям подходить к заборам и принимать еду, которой с ними щедро делились жители деревни.