Зимнее королевство (СИ)

— Не думал, что ещё увижу тебя сегодня, — глупо сказал Джон первое, что пришло ему в голову, лишь бы нарушить молчание.

— А я наоборот на это надеялась.

— Почему ты одна?

— Гленмор подцепил симпатичную девицу, а Мандерли слишком увлёкся тушёной олениной. Я не против. Нам предстоит длинная дорога, пусть повеселятся.

Призрак оглянулся на Джона, словно бы в неодобрении сузив красные глаза, и невозмутимо потрусил прочь, белая тень на снегу, оставляя их с Сансой наедине. Она преодолела оставшиеся шаги и присела рядом. Не то чтобы когда-то его это останавливало, но до Сансы, облачённой в чёрные платья леди Винтерфелла, дотронуться страшно, будто непременно напорешься на острые лезвия или порежешься о туго натянутую нить. А в одежде одичалых, в светлой шубе из шкур, она другая, такая… Мягкая. Даже её движения стали плавнее. Что же, он снова думал о том, о чём не следовало, и её взгляд ворошил то, о чём забыть нужно.

— Когда ты собирался мне рассказать? — спокойно спросила Санса, и Джон, не моргая, глядел в её лицо. Кто говорил с ней, Тормунд, Рула? Это было неважно, единственное, что имело значение — донести до неё то, что он хотел.

— Я не был уверен нужно ли. До сегодняшнего вечера я даже не знал, когда поеду.

— Но теперь знаешь точно.

— Да. Тенны согласились сопровождать меня. И Лисы приняли твоё предложение, так что…

Санса замерла, будто бы даже не дышала.

— Жаль, что я попросила тебя всего лишь подумать о возвращении домой. Надо было сказать иначе.

Он бы мог успокоить, что она всё равно победила. Что у него в шатре осталось королевское помилование, и оно жгло его пальцы, плавило по краям его железное “я не вернусь назад”. Но любые оправдания — всего лишь жалкие ошмётки, которые уродливо сползали с данного им обещания. Они оба знали: если он уйдёт в Сердце Зимы, то никто, даже ведуньи и трёхглазые вороны не смогли бы предсказать, когда он вернётся назад.

— Самое ужасное, что я понимаю, почему ты это делаешь. Это была твоя война. Ты должен сам убедиться, что она закончена навсегда, иначе не успокоишься.

— Ты действительно хорошо меня знаешь.

— Да уж, — она грустно улыбнулась. — Немного знаю. Мне хватило подтверждения от Брана и Хоуленда, что Ходоков больше нет. Но тебя это не устроит.

Они сидели слишком близко, соприкасаясь плечами и коленями. Джон не выдержал и взял её за руку, и она сжала пальцы в ответ. У них осталось слишком мало времени на прикосновения друг к другу.

— Ты должен пообещать мне, что ты вернёшься. Вернёшься и на этом перестанешь наказывать себя.

— Я не…

— Нет, наказываешь! — сердито перебила Санса. Она развернулась к нему всем телом. От неё пахло элем и домом, и он держал обе её ладони в своих. — Сколько ещё ты себе отмерил? Пять лет, десять? Три жизни? Когда будет достаточно?

«Всегда будет недостаточно». То, что он сделал, останется с ним, тенями во снах и в грузе под сердцем.

— Боюсь, ответа на этот вопрос не существует. По крайней мере, я его до сих пор не нашёл.

— Но мы бы могли найти ответ вместе, — выпалила Санса, испуганно, будто сама не веря в то, что говорила. Он все ещё неотрывно смотрел на неё, и больше вокруг ничего не существовало: ни пьяных песен вдалеке, ни переливов лютни и смеха. Джон нежно смахнул прядь волос с её лба.

— Возможно, я выпила слишком много. И мне не стоит это все говорить. Сейчас это неуместно. Это неправильно, но границы правильного давно для нас размылись. Кто мы теперь?

«Те, кого никогда не одобрил бы отец. Отражения тех, кого он осуждал всю свою жизнь».

— Мне кажется, если мы продолжим разговор, завтра ты пожалеешь о сказанном, Санса. Я не хочу этого.

— Наверное, — задумчиво сказала она. — Но я хочу договорить. Мы вместе — это неправильно. Но не невозможно, это правда?

Вместо ответа, он притянул её к себе и коснулся губами лба, и Санса выдохнула, оставляя горячий след на его коже. Он вновь посмотрел на неё и произнёс единственное, что считал верным:

— Правда. Это давно перестало быть невозможным.

Она покачала головой, улыбаясь краешками рта, но её глаза оставались серьёзными и печальными. На его языке цвела горечь, и несбывшееся, что уже не исправить, тянулось между ними тонкой струной.

— Тебе не следовало уезжать на Драконий Камень.

— Мне многое не следовало делать.

«Вся моя жизнь — череда неправильных решений, которые таковыми не казались».

— Отведи меня домой, — Санса потянула его за руку, вставая, и он последовал за ней.

Они молчали, и лишь снег скрипел под ногами. С неба падали мелкие снежинки, но луна всё ещё хитро выглядывала из-за туч. Только её серебристый свет стал свидетелем того, как Джон и Санса остановились напротив входа в шатёр.

Он не знал, какие весы отмеряют вину и искупление. Он больше не знал, где пролегает граница между правильным и неправильным. Возможно, ответы нашлись бы у отца, но и он уже не казался единственно-верным мерилом — не после того, как вся жизнь Джона оказалась построена на лжи и вымощена недомолвками.

— Ты так и не пообещал.

— Я не могу дать тебе слово, которое не смогу сдержать. Я не знаю, что найду за границами земель теннов. Никто этого не знает.