Зимний дождь

Василий очнулся от забытья, когда от Волги мимо него скопом повалил народ. Он вскочил и заторопился навстречу этому многоцветному шумному валу, боясь разминуться с Тамарой. И тотчас увидел ее. Она поднималась по ступенькам каменной лестницы, рядом, чуть касаясь ее локтя, шел коренастый мужчина в голубом костюме. Он что-то говорил ей, Тамара слушала, не отрывая глаз от ступенек, и стеснительная улыбка теплила ее губы. Гудов растерянно остановился. Исподлобья еще раз ощупал взглядом мужчину в голубом — показалось, что где-то он уже видел его. Ну, конечно же, это он, кого Василий прозвал самоварчиком, когда тот приезжал на районный смотр. Только тогда он выглядел каким-то потертым в куцем пальтишке, кроличьей шапке-ушанке. Теперь рядом с Тамарой шагал изысканно одетый смуглолицый мужчина, можно было бы сказать — юноша, если бы не слишком высокие залысины, оголившие до половины крутолобую крепкую голову.

Поднявшись на последнюю ступеньку, Тамара приостановилась, ища глазами Василия. Гудов махнул ей рукой, и она, протискиваясь сквозь поток людей, заторопилась к нему, на ходу отвечая что-то голубому спутнику. Но Юдин — теперь Василий вспомнил даже его фамилию — продолжал шагать рядом.

— О, молодой человек, как вы возмужали! — почти пропел Юдин, оглядывая Василия.

Продолговатые, влажно-черные глаза его как бы проплыли по всей фигуре Гудова, начиная от парусиновых туфель и до лица, сожженного морозами и ветрами, и соскользнули на растерянно-счастливые губы Тамары.

— Нет, это просто удивительно, как вы творчески выросли! — проговорил он, радуя и смущая ее. — Вы где нибудь занимались? Нет? Совсем удивительно! Главное — нашли свой голос… «Сад продрогший за сараем и чистый воздух, льющийся в окно» хорошо слушается у камина или при свечах в узком кругу друзей. А с массами нужно говорить иначе, так, как вы сегодня. Филармонии сейчас очень нужна чтица именно такого плана.

Мимолетно взглянув на Гудова, сказал проникновенно:

— Гордитесь своей женой! Она — талант, настоящий талант!

И снова обратился к Тамаре:

— Завтра же приходите к нам. Обязательно. Поговорим с директором. Я думаю, он согласится с моим мнением.

— Мы, собственно, собираемся… — начал было Василий, но споткнулся о испуганно-умоляющий взгляд жены.

Юдин усмехнулся.

— Не волнуйтесь, молодой человек, никто вашу очаровательную супругу не съест. У нас с этим строго-о! — И, игриво помахав на прощанье рукой, заторопился по узкой дорожке молодо зазеленевшего сквера.

— Ой, Вась, у меня голова кружится! — прошептала Тамара, замирая у плеча мужа. — Ты рад? — В глазах ее было столько теплого света, что Гудов не отважился сказать правды.

И потом, гуляя по набережной в ожидании праздничного салюта, Василий видел Тамару такой счастливой, какой она не была уже очень давно.

Поздно вечером, перед тем как лечь спать, Тамара, распустив по плечам волосы, стояла перед зеркалом, разглядывая себя. Сказала мечтательно:

— А вдруг и вправду примут? — Откинув голову, она несколько секунд стояла с закрытыми глазами, на ее чуть припухлых губах светилась улыбка. — Вась, ты почему молчишь? — повернулась она вдруг к мужу, уже улегшемуся в постель. — Ты чем-то недоволен, да? — И, присев на краешек кровати, пристально посмотрела ему в глаза. Осторожно, дотронувшись до жесткого кучерявого чуба, спросила тихо: — Ты по Ленке сильно соскучился? Я тоже, Вася… — Припав к мужу, она утопила его лицо в мягких волосах. — В Лозовое мы всегда успеем. А тут такой случай. Я всю жизнь мечтала. Ты же знаешь, — сбивчиво шептала она вздрагивающими губами. — Ну, давай еще немножко помучаемся в этой конуре. Тебе же обещают квартиру…

— Обещанного три года ждут, — вздохнул Василий, осторожно убирая с лица шелк Тамариных волос, — а у нас уже четвертый кончается.

Весь следующий день у Гудова прошел нескладно: с утра на площадку, где он должен был работать, не подвезли асфальтную массу, потом запропастился кто-то из рабочих и он нервничал, злился и все время думал о том, чем закончится разговор Тамары с филармонией. Чувство его двоилось: если примут — какая это будет для Тамары радость! Если же нет — ничто больше не сможет удержать их в городе и они немедленно уедут в Лозовое. В тревожной неопределенности переступил он вечером порог своей полуподвальной квартиры, и тотчас сияющая Тамара бросилась ему на шею.

— Приняли! Приняли! Приняли! — И, раскинув руки, закружилась так, что золотистая коса ударила в отлет, развеваясь в половину комнаты.

Из-за этой косы недели две или три спустя произошла у них, не сказать чтобы ссора, но маленькая размолвка. Тамара заявилась домой позже обычного, на лице ее была какая-то таинственность и вроде бы виноватость. Василий читал книгу, мельком взглянув на жену, опять опустил голову. Тамара на цыпочках подошла к нему, дурачась, повернула лицом к себе.

— Я нравлюсь тебе такая? — спросила она, снимая легкую розовую шляпку.

Косы у Тамары не было. Вместо нее теперь высилась шалашеобразная башенка.

— Ну нравится? — с надеждой повторила она свой вопрос и крутнулась перед зеркалом.

— Не очень, — усмехнулся Василий.