Читаем Зимний дождь полностью

— Почему? — огорчилась Тамара. — Теперь так модно.

— Вот именно, — согласился Гудов, — все на одно лицо, как из инкубатора.

— Ну, и пожалуйста! — обиделась Тамара и, раздевшись, кинулась к электроплитке разогревать ужин.

В комнате наступила тяжелая тишина. Лишь слышно было, как во дворе не по-весеннему зло свистит ветер. Видимо, где-то спутались электропровода, и лампочка под потолком начала плаксиво мигать. Василий отложил книгу, подошел к Тамаре, сидевшей на табуретке возле плитки, положил тяжелые ладони на ее плечи.

— Ну ладно, не злись, — сказал он мягко, — косы вырастут, была бы голова…

— Знаешь, Вась, — всхлипнула вдруг Тамара, — мне и самой было жалко отрезать. Но Борис Маркович все время подшучивал: вы, говорит, Тамара, больше походите на десятиклассницу, чем на актрису.

— Мало ли что он скажет, — недовольно буркнул Гудов.

— Ну, как же, — Тамара беспомощно опустила плечи, — он режиссер. И потом, Борис Маркович обещал помочь устроить Ленку в круглосуточный садик. Я уже больше не могу без нее…

Беда к беде, удача к удаче — странно это, но так часто случается в жизни. Гудовы считали, что у них наступила полоса везения: первый свой концерт — композицию о городе-герое — Тамара сдала почти без замечаний, улаживалось дело и с детсадом — к осени должно было освободиться место в средней группе, и тогда обещали принять Ленку. И совсем неожиданной радостью стало получение Василием квартиры. Она предназначалась бухгалтеру треста, но тот уже перед выдачей ордеров вдруг отказался, его не устраивал район и наливные полы: у младшего сына бухгалтера были слабые легкие, и он боялся застудить мальчишку.

После чужих клетушек, сырых полуподвалов коммунальная двухкомнатная квартира казалась Гудовым сказочным дворцом. На Октябрьские праздники Василий съездил в Лозовое и привез Ленку. В первые дни девчонка вела себя как в гостях, ходила по комнатам стеснительно, робко заглядывала то на кухню, то в ванную. Однажды, подойдя к кладовке, спросила:

— А тут что у вас?

— Да не у вас, а у нас, доченька. У нас! — сказала Тамара, обнимая худенькие плечи девочки. — Теперь мы всегда будем вместе: и ты, и я, и папа…

Но вместе случалось быть редко. Утром Тамара торопливо вела дочку в садик, потом бежала на репетиции, затем концерты, нередко два-три в день. Домой возвращалась поздно, когда Ленка уже спала. Тамаре нравилась такая горячая, напряженная жизнь, она с радостью рассказывала о каждом своем выступлении Василию, звала его на концерты. Он обещал, но как-то все не выпадало удобного случая.

И так день за днем, из вечера в вечер. Осень, зиму, весну. Гудов стал замечать, что Тамара сникла, приходила после концертов уставшая, разбитая. О своих выступлениях говорила неохотно, и, если Василий о чем-нибудь расспрашивал, она раздраженно начинала жаловаться на склочный коллектив, на завистников.

— Плюнь на все да уйди опять на фабрику! — посоветовал однажды Василий.

— Нет! — неожиданно зло выкрикнула Тамара. — Пусть они, эти бездари с дипломами, и работают дворничихами. И что б они ни говорили, Борис Маркович не даст им меня съесть…

— Что-то слишком часто слышу я в последнее время о Борисе Марковиче? — спросил Гудов, пристально глядя на жену.

— Ты, кажется, ревнуешь? — засмеялась Тамара. — Ну и дурачок ты, Васька. Он же мне в отцы годится! — И чмокнула мужа в подбородок. — Кстати, завтра мы в пять выступаем в клубе силикатчиков. Это совсем рядом с вами. Если хочешь — приходи. Заодно и с Юдиным поближе познакомишься. — И опять засмеялась.

…Тамара читала рассказ о деревенских женщинах, рассказ немножко озорной, с прибаутками, частушками. И она по-старушечьи шамкала, визгливо пела, зачем-то коверкала слова, будто никогда не слышала, как говорят в селе, словно забыла речь и интонации своей матери; в зале смеялись, а Василий сидел в последнем ряду, угнув голову, сгорая от стыда. Ему казалось, что в зале смеются не над поступками героини рассказа, а над кривлянием актрисы.

После концерта Гудов зашел за кулисы сказать Тамаре, что он сейчас едет домой и еще успеет взять из садика Ленку. Юдин увидел его, подошел как к доброму знакомому, поинтересовался:

— Ну, как вам наш концерт?

— Да так, — Василий замялся.

— Вы правы, — согласился Юдин, хотя Василий ничего не сказал, — певица наша сегодня не в голосе, и Тамара что-то переигрывала. Но народу понравилось. Видели, какой реагаж? — И тут же спросил: — Как ваша дочка? Все в порядке?

— Да, нормально, — подтвердил Василий. — Большое спасибо вам за помощь…

Из угловой комнаты, где переодевались артисты, вышла Тамара, и Юдин ответил нарочито громко:

— Благодарность принимаю только в виде шампанского.

— Ну конечно, Борис Маркович, — сразу подхватила Тамара. — Мы вам так обязаны. Сейчас же и зайдем в ресторан…

— Я пошутил, Тамара Семеновна, — блеснул золотыми зубами Юдин.

— Почему же? Можно зайти, — неловко пригласил Василий.

— Даже нужно, я бы сказал! — решительно поддержал вынырнувший откуда-то седогривый баянист.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белые одежды
Белые одежды

Остросюжетное произведение, основанное на документальном повествовании о противоборстве в советской науке 1940–1950-х годов истинных ученых-генетиков с невежественными конъюнктурщиками — сторонниками «академика-агронома» Т. Д. Лысенко, уверявшего, что при должном уходе из ржи может вырасти пшеница; о том, как первые в атмосфере полного господства вторых и с неожиданной поддержкой отдельных представителей разных социальных слоев продолжают тайком свои опыты, надев вынужденную личину конформизма и тем самым объяснив феномен тотального лицемерия, «двойного» бытия людей советского социума.За этот роман в 1988 году писатель был удостоен Государственной премии СССР.

Владимир Дмитриевич Дудинцев , Джеймс Брэнч Кейбелл , Дэвид Кудлер

Фантастика / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Фэнтези / Проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза