Зимний путь

(Двадцать три. А мне пятнадцать, и мама уже места себе не находит.)

– Там я исполнил некоторые поручения учителя и, не имея других занятий, затворился в своей каморке на постоялом дворе, чтобы так свято, как только возможно, провести шаббат и решить, в какую сторону направить назавтра коня, благословен будь Элоим.

Последнее замечание Баруха встретили возгласы всеобщего одобрения. Лишь юный благочестивый Хаим хранил молчание.

* * *

Барух закрыл дверь на засов и повернулся к кругу света на столе. Нетерпеливыми руками, при помощи ножика, которым в мастерской разрезал войлок для изготовления футляров под бриллианты, он начал осторожно вскрывать сверток. Разложил содержимое на столе и так и застыл с раскрытым ртом. Там был кусок холста и два больших конверта, набитые, на ощупь, одной только бумагой. Он в ужасе развернул холст, получше прощупал конверты, но нигде не обнаружил черного мешочка с бриллиантами. Не было там никакого черного мешочка с двумя бриллиантами. Черт бы побрал Мартена Сорга: мерзавец послал меня отвезти в Стамбул два огромных, как горошины, бриллианта, а бриллиантов-то в сверток не положил. Куда же запропастились «Вузия» и «Иезекииль»? Что происходит?

Озадаченный Барух выглянул в окно. Зима в этой части Вестфалии стояла суровая, и дождь, хлеставший весь день, теперь уже превратился в тихо падающий снег, понемногу покрывающий белым ковром весь город Мюнстер. Едва видны были ужасающие клетки с анабаптистами, висящие на башне церкви Святого Ламберта.

Он снова развернул холст, но теперь разглядел его повнимательнее. Значит, мерзавец Мартен Сорг решил отправить сыну в Стамбул портрет, из-за которого в прошлую весну разгорелся изрядный сыр-бор. Отложив холст в сторону, он сосредоточился на конвертах. На одном из них ничего написано не было, а на другом значилось имя и адрес получателя: Ян Мартенсон Сорг, Галата, Стамбул. Поднеся этот конверт поближе к свече, он долго раздумывал, что теперь предпринять. И по прошествии долгого времени вскрыл ножиком печать на конверте. В нем была толстая пачка листов, исписанных мелкими буквами. Никаких бриллиантов среди бумаг не обнаружилось. Барух жадно принялся читать в надежде разгадать мучившую его загадку. После привычного вступления, в котором распроклятый негодяй Мартен Сорг благодарил Элоима за все его дары, он спрашивал своего возлюбленного сына, как у него идут дела в Стамбуле, добавляя, что шлет ему это письмо по суше и посредством своеобычного гонца с тем, чтобы сведения, которые я тебе сообщу, сын мой, не оказались в руках османской портовой стражи, которая, как сообщает Компания всем тем из нас, кто ведет дела с Турцией, непрестанно выведывает секреты наших торговцев. Шлю тебе во втором конверте доскональный список поставщиков, покупателей, владельцев бриллиантов, от самого Египта до Болгарии и дальше к северу, до Польского королевства и Балтийского моря. Сам я пользы из него извлечь уже не могу, поскольку путешествовать у меня охоты нет, а от Амстердама эти края далеко. Зато тебе он может принести хорошую выгоду и, вероятно, поможет преуспеть. Употребляй его благоразумно и никому не упоминай о его существовании. Составить его стоило мне многих лет и огромных денег, и я не хочу, чтобы он был доступен кому-либо, кроме тебя. Тот, кто раньше других узнал, где протекает река, может стать хозяином ее русла: есть такая народная мудрость у иноверцев. Береги этот список, сын мой, как зеницу ока, и пользуйся им с осмотрительностью.

Еще я хочу, чтобы ты знал, что год назад, как раз тогда, когда ты покидал Венецию, чтобы обосноваться в Стамбуле, ко мне в мастерскую привезли Имперский алмаз. Он происходит из Дехана, размером с речной булыжник и массой в 221 карат. Трудность заключалась в том, что он был очень неровный, даже слишком, однако никогда я не видел камня такой прозрачности, как этот. Я несколько недель изучал его, но мне не удалось увидеть таящиеся в нем возможности. Мое зрение, сын мой, уже не таково, как было раньше. Тогда я показал его Баруху Ансло, необычайно талантливому огранщику, которого шлю к тебе с этим посланием. Он осмотрел камень и пришел к выводу, что может сделать из него два бриллианта. Османский посол дал согласие, и Барух разделил Имперский алмаз на части. Из него получилось, как он и предсказывал, два бриллианта весом примерно по сто каратов и еще изрядное количество маленьких бриллиантиков. Огранка Ансло не знала себе равных: его работа – шедевр ювелирного дела. Меньший из бриллиантов, размером в девяносто шесть каратов, был назван именем пророка, «Иезекииль», а больший, в сто семь каратов, был назван «Вузией», именем отца пророка. Они волшебны: солнечный свет отражается в них тысячей искр. Когда они прибудут к тебе по морю через официальное торговое представительство, передай их лично от моего имени в Блистательную Порту. Мой труд уже был мне оплачен сполна, однако не отказывайся от вознаграждения за посредничество в этом деле, ибо я уверен, что оно принесет тебе доброе имя и высокое положение, и не только в Стамбуле.