Зимний путь

Вместо того чтобы ехать по дороге на Франкфурт, которая вывела бы его прямо к Дунаю, вместо того чтобы отправиться в Стамбул, как два или три раза говорил хозяину постоялого двора, он повернул коня навстречу восходящему солнцу, в сторону Вальдорфа, по заброшенной тропе, в надежде отомстить. Прощай, Ракель Сорг. Бьюсь об заклад, мы снова встретимся в Магдебурге или где-нибудь еще ближе к востоку.

Когда солнце осветило заснеженную дорогу, он осадил Ламберта и заглянул в кошель его преподобия. Вороватая дрянь знала свое дело и умело сыграла на тщеславии его преосвященства сиятельного епископа города Мюнстера: в кошеле лежало, монетами большого достоинства, более тринадцати тысяч золотых флоринов. Вот и верь после этого людям.

4

– Но что же это были за разбойники?

– Это произошло за Мюнстером.

– Прошу тебя, не будь столь нетерпелива, возлюбленная Темерль. Дай гостю время рассказать все по порядку.

(Пусть он располагает моим временем, как хочет.)

Барух Ансло поблагодарил Исаака Маттеса за добрые слова. Отхлебнул вина и продолжал:

– Когда все доверенные мне поручения были исполнены, ничто более не удерживало меня в этом городе, нетерпимом к чужестранцам, и, следуя наказу почтенного учителя, я направился по дороге на восток, которая вела меня к еще далекой Лодзи.

(Как он красиво говорит. Уста поэта. И поэзия в очах.)

– Я возлагаю свои надежды лишь на Элоима. А посему, когда в трактире неподалеку от Магдебурга я столкнулся с разбойниками, о которых вам рассказывал, Господь устроил так, что сперва они не смогли поймать меня, чтобы украсть ту толику денег, которую я вез с собой, а потом бросили погоню, решив, что я убит. – Он указал на шрам на руке, полученный им три года назад в одном из амстердамских каналов, и зелено-голубые непроницаемые глаза внезапно налились слезами.

(Быть бы мне там, возле него, я бросилась бы на его защиту или закричала, позвала на помощь…)

– Жестоких бандитов было трое. – Воспоминания взволновали Баруха. – Одного мне удалось обезвредить. Однако двое от меня ускользнули, и так как я был ранен… Но самое ужасное было впереди: когда я проезжал через лес, который в том краю зовется Schönenbaumgarten[49], густую чащу, где деревья растут так близко друг от друга, что в ней никогда не рассеивается мрак, оба негодяя, пылая местью, подкараулили меня. Пустившись в путь безоружным, я пал жертвой людской злобы.

(О Господи, владыка неба и земли. А я-то все сидела тут и не подозревала…)

– И вот тогда Ламберт меня спас. Не дожидаясь моего повеления, он свернул с дороги и пустился вскачь, как будто лес тот был ему знаком с младенчества, по непролазной чаще, и нам удалось оторваться от преследователей. Не заблудились мы потому, что через несколько часов конь сам отыскал выход на большую дорогу. И больше я этих зловещих разбойников не видел никогда.

(У человека, который думает, что Ламберт – плохое имя для коня, пожалуй, нет сердца.)

* * *

Ламберт поднял голову. Заметно было, что он до крайности измучен, хотя Барух его и не погонял. Он повернул к постоялому двору. Несомненно, запах тлеющих дров напомнил ему о том, что есть на свете место, где можно передохнуть, вдалеке от этой бесконечной заснеженной равнины. Несмотря на мороз, несчастная скотинка обливалась обильным потом, и Барух, скорее всего, чувствуя себя перед ней в долгу, тихонько похлопывал ее по шее, чтобы успокоить.

Он не заметил их, пока не соскочил с лошади. Их было трое: они выходили с постоялого двора с угрожающим видом. Тот, что в шляпе с пером, подошел к Баруху, как только тот спешился.

– Сударь, нам приказано обыскивать всех проезжающих по этой дороге.

– Разрешите поинтересоваться, что тому причиной, капитан?

– Убийство высокопоставленного духовного лица.

– Я только что из Бремена. А где произошло такое ужасное событие?

– В Мюнстере, пять дней назад. Нам дан приказ все, что везут, проверить. Откуда бы вы ни ехали.

Барух предъявил им верительные грамоты посланника Датского королевства, путешествующего в Лейпциг, и с изысканной любезностью попросил капитана не ворошить остальные бумаги в сумке с документами, на что капитан благосклонно согласился, потому что мы ищем не бумаги.

– Что же вы ищете?

– Об этом говорить никому не велено.

– Что ж, раз так, я к вашим услугам, господа.