«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

Если связь липы с романтической любовью ярким, очевидным образом присутствует и в песне Шуберта, то не следует забывать и о политическом подтексте, учитывая, что выше уже было сказано, что «Зимний путь» играл роль тайной, зашифрованной жалобы на реакционную обстановку в Германии и Австрии 1820‐х годов. Липы чрезвычайно долговечны. Сегодня самая старая липа в Германии стоит на рыночной площади деревни Шенкленгсфельд на востоке Гессена. Говорят, она была посажена в IX веке. Такие деревья сажали во многих селениях немецкой земли по обычаю ещё дохристианской эпохи. Исходно посвящённые богине Фрейе и известные как Tanzlinde – «плясовые липы», что отсылает к их ритуально-праздничному значению, на которое указывает Баксендолл, липы впоследствии часто посвящались Деве Марии или апостолам. Отмечая места деревенских сходок, эти Dorflinden (буквально «деревенские липы») служили символом сообщества и германизма, эта аура усиливалась тем, что под сенью их ветвей проходили совещания и вершился суд. Словосочетания Thing Linde и Gerichts-linde относятся, соответственно, к учреждению германского народного самоуправления, восходящему к незапамятным временам, тингу (или Ding), и к народному же правосудию (Gericht), которое вершилось в тени этих деревьев. Во время общественно-политической зимы 1820‐х грезы, в которых витает мечтатель в песне, вполне могли относиться к идеализированному прошлому, когда германцы разных племён собирались под липовыми деревьями ради задач самоуправления, свободные как от иноземного вмешательства, так и бюрократического гнета. Несомненно, именно национальная фольклорная символика сделала «Липу» самой популярной из шубертовских песен. Её популярность совсем иная, чем песен «К музыке» или «Форель», она принадлежит концертным залам, а когда-то – гостиным, хотя «Липу» более, чем любую другую из песен шубертовских циклов, изымали для концертного исполнения из контекста. «Липа» пользовалась успехом как песня, которую пели во время прогулок, в компании или у костра, как бойскауты. Основная тема даже по своей простоте похожа на фольклорную – она твёрдо держится одной мажорной тональности и построена на простых трезвучиях и гаммах. Мюллеровское стихотворение сродни мелодии «Липы». То, что великий немецкий поэт Генрих Гейне написал в 1826 году в письме к Мюллеру: «Как чисты, как прозрачны ваши песни, они совсем как народные» – верно, в особенности, о «Липе». Это настоящая Kunstlied im Volkston (композиторская песня в фольклорном стиле).

Помнится, приехав в Берлин году примерно в 2005, я сказал таксисту, что буду петь «Зимний путь» Шуберта завтра вечером в Филармонии (родном доме Берлинского филармонического оркестра). «А!», точнее, «Ах!» – услышал я в ответ, и он пропел что-то «в народном стиле», прозвучавшее очень похоже на «Липу», а в сущности, это ей и было. Одно упоминание «Зимнего пути» вызвало у водителя эти звуки. Но это была не настоящая «Липа», какую написал Шуберт, и лишь одна варьируемая нота, поднимающаяся в конце первой фразы, а не понижающаяся, выдавала в ней народную песню, написанную композитором Фридрихом Зильхером (1789–1860) на мотив шубертовской.

Зильхеру пришлось выпотрошить произведение Шуберта, чтобы, применив собственную сомнительную магию, ввести «Липу» в анонимный поток народной музыки, где не все исполнители песни знают, подобно моему таксисту, происхождение того, что они поют, его родословную. Зильхер не мог оставить минорную тональность странствия в темноте с закрытыми глазами, как и волнующую музыку, передающую порыв ветра, бьющий скитальцу в лицо и срывающий с него шляпу. Все должно было стать проще.

В сольной версии Зильхера для голоса и фортепьяно или гитары это стало разделенной на куплеты песней с базовым струнным аккомпанементом. Сказочным шелестом ветвей фортепьянной партии пришлось пожертвовать. Развитие мелодии было изменено в сторону большего психологического подъёма. Мы можем услышать великие немецкие песни, Моцарта и опереточного тенора Рихарда Таубера, который поет версию Зильхера, в фильме 1930 года «Конец радуги» (Das lockende Ziel, он есть на ютьюбе). Песня, которая стала называться в народном стиле Am Brunnen vor dem Tore («У колодца, у ворот») вошла во все антологии немецких песен, стала исполняться без музыки, несколькими голосами в унисон или смешанным хором, возможно – под гитару у костра. В песенник для «средней школы и семи-восьми летнего возраста начальной школы» включена адаптация зильхеровской версии. Книга была обязательным пособием для Volksschulen, «народных школ» кантона Цюрих (3‐е издание, 1931 год). Чаще, однако, песня передавалась из уст в уста с небольшими вариациями мелодии по прихоти певца и, без сомнений, со значительными отступлениями от текста Мюллера, написанного в простонародной манере (völkisch), но, тем не менее, ценного с точки зрения поэзии. Вот начало варианта, записанного в начале 1900‐х годов в Силезии: