Зимний сад

Люди умирают прямо в очереди, ожидая врача. Повсюду лежат тела. Стоит трупный запах.

Я наклоняюсь к сыну, тощему и опухшему одновременно. Его маленькое лицо похоже на мордочку голодной кошки.

– Я рядом, мой Львенок, – говорю я, не найдя других слов.

Нас замечает медсестра.

Хоть мы лишь одни из сотен других, она подходит и осматривает Леву. Когда она поднимает взгляд, я читаю в ее глазах сострадание.

– Держите, – она вручает мне клочок бумаги, – вам выдадут пшенной похлебки и сливочного масла. В амбулатории есть аспирин.

– Спасибо, – говорю я.

Мы смотрим друг другу в глаза, сознавая, что этого мало.

– Его зовут Лева.

– Моего звали Юрой.

Я киваю в знак понимания. Иногда остается одно только имя.

Вернувшись из больницы, я готовлю еду из всего, что найдется. Обдираю обои и варю в кастрюле. В клее есть мука, из обоев получается подобие супа. Вот каким рецептам я учу дочь. Боже, спаси нас.

Долго варю Сашин кожаный ремень, вкус тошнотворный, но я все же заставляю Леву проглотить немного…

В середине января нас навещает Сашин друг. Я вижу, как он ошарашен увиденным. Он передает мне посылку.

Когда он уходит, мы собираемся вокруг коробки. Улыбается даже Лева.

Внутри – документы на эвакуацию. Двадцатого числа мы должны покинуть Ленинград.

Под документами лежит кольцо колбасы и небольшой мешочек орехов.

В кромешной тьме я собираю всю свою жизнь, хотя осталось от нее не так уж и много. Сказать по правде, я даже не помню, что взяла, а что бросила там. Почти все наше имущество либо продано, либо пошло на дрова, но я точно знаю, что захватила и свои, и папины записи, а еще уцелевшую книжицу Ахматовой. Я складываю и все продукты: колбасу, полмешка лука, четыре ломтика хлеба, немного дуранды, четверть баночки с подсолнечным маслом и остатки квашеной капусты.

Леву приходится нести на руках. Из-за опухших ног и нарывов по всему телу ему трудно даже пошевелиться, да и будить его у меня не хватает духу.

В утренних сумерках мы покидаем дом. Маленькая Аня волочит санки с нашим единственным чемоданом – в нем еда. Всю одежду мы надели на себя.

На улице лютый холод, метет. Весь долгий путь до вокзала я не отпускаю руку дочери, а когда добираемся, то обе едва держимся на ногах.

В поезде мы жмемся друг к другу. Вагон забит людьми, но все молчат. В затхлом воздухе пахнет потом, зловонным дыханием и смертью. Всем нам хорошо знаком этот запах.