Зимний сад

К тому времени, как она перенесла из машины багаж, мать успела вернуть иконы на прежнее место и зажечь лампаду, но сама куда-то исчезла.

С чемоданом матери Нина поднялась на второй этаж и остановилась возле открытой двери в родительскую спальню. Из комнаты доносились щелканье спиц и мягкий, напевный голос: мать то ли что-то бормотала себе под нос, то ли болтала по телефону.

Любое из этих занятий, похоже, привлекало ее сильнее, чем беседа с дочерью. Оставив чемодан в коридоре, Нина зашла в бывшую детскую, положила там рюкзак и сумку с камерой и снова спустилась. Растянувшись на папиной любимой кушетке, она взбила подушки, закинула их под голову и включила телевизор.

В считаные секунды она уснула. Так крепко и безмятежно она не спала уже много месяцев, а когда проснулась, ощутила себя свежей и готовой к подвигам.

Она поднялась на второй этаж, подошла к комнате матери, постучала:

– Мам?

– Заходи.

Мать сидела у окна в деревянном кресле-качалке, с вязаньем в руках.

– Привет, мама. Ты голодная?

– Я была голодна и вчера, и сегодня утром, но сделала сэндвичи. Мередит просила меня не пользоваться плитой.

– Я что, так долго спала? Черт. Обещай, что не скажешь Мередит.

Мать бросила на нее строгий взгляд.

– Я не даю обещаний малым детям, – сказала она и вернулась к вязанию.

Оставив мать, Нина отправилась принимать душ – долгий, горячий, какой бывает только в Америке. После него, даже в мятых и поношенных камуфляжных штанах, она снова ощутила себя человеком.

Затем она послонялась по кухне, пытаясь придумать, что бы приготовить на обед. В морозильнике обнаружилось множество контейнеров с едой, на каждом черной ручкой подписано название блюда и дата. Мама всегда готовила столько, что хватило бы на целую армию, не то что на семью из четырех человек, и остатки они никогда не выбрасывали, а складывали в контейнер, который, подписав, убирали в морозильник до лучших времен. Если бы наступил конец света, обитателям «Белых ночей» голод точно не грозил бы.

Нина выбрала бефстроганов и домашнюю лапшу.

Простая и утешительная еда. Как раз то, что нужно. Нина поставила кипятиться воду для лапши, отправила мясо в микроволновку и начала накрывать на стол, но ее отвлекла игра солнечного света. Выглянув в окно, она увидела, что весь питомник в цвету.

Нина кинулась наверх к кофру с камерами, схватила первую попавшуюся и слетела вниз. Глаза разбегались, и она принялась фотографировать все подряд: деревья, цветы, садовые дорожки. При каждом щелчке затвора она думала об отце, который так любил это время года. Наснимав вдоволь, она закрыла объектив крышкой и не спеша направилась в дом через зимний сад.

День стоял поразительно солнечный, и сад утопал в белоснежных цветах, сиявших на фоне сочной зелени. Сладковатый аромат цветения мешался с густым запахом плодородной почвы. Нина села на железную скамейку. Раньше ей казалось, что сад – это владение, целиком принадлежащее матери, но сейчас, когда все утопало в яблоневом цвету, папино присутствие ощущалось здесь так же явственно, как если бы он сидел рядом с ней.

Она снова принялась снимать: вот муравьи на зеленом листке, вот прекрасная магнолия, отливающая перламутровым блеском, а вот и главный элемент сада – медная колонна, слегка подернутая сине-зеленой патиной…

Нина опустила камеру.

Колонн теперь было две. Рядом со старой появилась еще одна, яркая и сверкающая, с изысканной спиральной капителью.

Нина снова посмотрела в видоискатель и навела резкость на новую колонну. Вверху она разглядела причудливую узорную гравировку: листья, цветы, ветви плюща.

И буква «Э».

Нина повернулась к старой колонне и, раздвинув цветы и стебли, рассмотрела, что выгравировано на ней.

За свою жизнь она сотни раз смотрела на эту колонну, но только сейчас впервые изучила ее вблизи. В узор были вплетены какие-то русские буквы. Там была «А», что-то вроде арки из трех перекладин, круглый знак – возможно, «О» – и еще символ, похожий на змейку. Несколько букв Нина распознать не смогла.

Она потянулась, чтобы к ним прикоснуться, и тут вспомнила, что на включенной плите стоит кастрюля с водой.

– Черт!

Она схватила камеру и побежала в дом.

Глава 9

Мередит наметила план. Она была уверена, что, навестив мать пару раз, Нина непременно поймет, почему возникла идея поместить ее в дом престарелых. Да, за последние пару недель мать вроде пошла на поправку, но Мередит с трудом верилось, что за ней больше не нужно присматривать.

Заручиться Нининым одобрением для Мередит было важно, крайне важно. Она больше не могла в одиночку нести бремя своего решения. Прошло почти полтора месяца с тех пор, как мать поселилась в Парк-Вью, и ее лодыжка полностью пришла в норму. Значит, совсем скоро придется принять окончательное решение, а Мередит не готова делать это одна.