В четыре тридцать она вышла из офиса и поехала в дом престарелых. В вестибюле она помахала Сью-Эллен, администратору, и, высоко подняв голову, зашагала дальше: в одной руке ключи от машины, в другой сумка. У комнаты матери она немного постояла, убеждая себя, что головная боль ей только мерещится, а затем отворила дверь.
В комнате прибирались двое мужчин в синих спецовках – первый подметал пол, а второй протирал окно. Вещей матери видно не было. На кровати, еще вчера покрытой новым постельным бельем, которое купила Мередит, лежал голый синий матрас.
– А где миссис Уитсон?
– Выселилась, – не оборачиваясь, сказал один из мужчин. – Даже не предупредила.
Мередит моргнула.
– Что, простите?
– Она выселилась.
Мередит круто развернулась и быстро пошла к вестибюлю.
– Сью-Эллен, – сказала она, кончиками пальцев дотронувшись до виска. – Где моя мама?
– Она уехала с Ниной. Взяла да уехала. Ни с того ни с сего.
– Что ж. Это недоразумение. Она скоро вернется…
– Мередит, теперь нам некуда ее поселить. В той комнате поселится миссис Макгатчен. Никогда не знаешь, как сложится, но пока у нас полная загрузка вплоть до конца июля.
Мередит была так взвинчена, что забыла о приличиях. Не попрощавшись, она вылетела из здания и запрыгнула в машину. Впервые в жизни она наплевала на ограничения скорости и уже через двенадцать минут подъехала к «Белым ночам».
Весь дом провонял гарью. Раковина на кухне была забита грязными тарелками, на столе валялась открытая коробка с пиццей. В ней оставалось больше половины кусочков.
Но это еще не самое плохое.
На одной из конфорок стояла скособоченная кастрюля. Даже не прикасаясь к ней, Мередит поняла, что дно расплавилось и прилипло к плите.
Она собралась было бежать на второй этаж, но ее взгляд упал на зимний сад. Сквозь застекленные двери с деревянными рамами она увидела мать и Нину, они сидели рядом на железной скамейке.
Мередит распахнула двери с такой силой, что одна из створок врезалась в стену.
Пересекая двор, она расслышала в голосе матери интонацию, с которой та обычно рассказывала сказки, и сразу же поняла: приступы дезориентации не прошли.
– …Она тоскует по отцу, которого Черный князь заточил в красной башне, но жизнь продолжает идти своим чередом. Всякой девушке суждено усвоить этот страшный урок. В прудах дворцового сада по-прежнему плавают лебеди, а в летние белые ночи, где-нибудь в два часа, вельможи с дамами выходят прогуляться по набережным. Она еще не знает, сколько испытаний может уготовить зима, что розы замерзают в одно мгновение, а юным девушкам приходится лелеять огонь в мертвенно-бледных ладонях…
– На сегодня достаточно, мама, – сказала Мередит, стараясь не выдавать, насколько взбешена. – Пойдем в дом.
– Не прерывай ее… – сказала Нина.
– Ты идиотка, – отрезала Мередит и помогла матери встать.
Она довела ее до двери, поднялась с ней по лестнице на второй этаж и, вручив вязанье, усадила в кресло-качалку.
Когда Мередит спустилась, Нина ждала ее на кухне.
– Ты вообще думаешь?
– Ты слышала, что она рассказывала?
– Что?
– Сказка. Это не та, что про крестьянку и принца? Помнишь, как…
Мередит схватила сестру за запястье, потащила ее в столовую и щелкнула выключателем.
Там все оставалось точь-в-точь как в день, когда мать упала со стула. Обои изодраны, на стенах, будто старые шрамы, зияли оголенные полосы. И на самих обоях, и на штукатурке бурые пятна.
Откуда-то издалека донесся хлопок – наверное, глушитель одного из грузовиков в питомнике.
Мередит повернулась к Нине, но, прежде чем она успела что-либо сказать, на лестнице застучали шаги.
Почти сбежав по ступеням, мать опрометью пересекла кухню и сдернула с вешалки пальто.
– Вы слышали выстрелы? В подвал! Быстро!
Мередит кинулась к матери, схватила за руку, надеясь, что прикосновение приведет ее в чувство.
– Мама, это просто чей-то глушитель. Все хорошо.
– Мой львенок плачет. – Мать смотрела в пространство остекленевшими глазами. – Он очень голоден.
– Никаких голодных львов у нас нет, – сказала Мередит ровным, убаюкивающим голосом и осторожно спросила: – Хочешь, я согрею суп?
Мать уставилась на нее:
– У нас есть суп?
– У нас полно супа. А еще есть хлеб, масло и каша. Здесь никто не голодает.
Мередит аккуратно взяла из рук матери пальто. В кармане оказалось четыре баночки клея.
Мать пришла в себя так же быстро, как произошло помутнение. Она выпрямилась, посмотрела на дочерей и вышла из кухни.
Нина во все глаза смотрела на Мередит:
– Что за хрень?
– Теперь поняла? – ответила та. – Она временами… впадает в безумие. Поэтому нужно, чтобы кто-нибудь постоянно за ней присматривал.
– Ты ошибаешься, – сказала Нина, переводя взгляд на дверь, за которой только что скрылась мать.
– Конечно, Нина, ты гораздо умнее меня. Давай, расскажи, в чем же я не права?
– Это не безумие.
– Да ну? И что же это такое?
Нина посмотрела на нее:
– Страх.
Нина не удивилась, когда Мередит, будто мученица, принялась отдраивать кухню. Она видела, что сестра в ярости. Нина могла бы почувствовать вину, но ей было все равно.
Она снова задумалась об обещании, которое дала отцу.